Странные стечения обстоятельств, особенно те тривиальные, что способны случаться каждый день, столь часто встречаются в нашей повседневной жизни, что мы становимся привычными к их необъяснимости и забываем спросить себя: а те длительные странности в эдаком сопоставлении не являются ли почти опровержением того, что они вообще случайны? В это время Эльфрида могла думать лишь об одном происшествии. Она в двадцатый раз живо воскрешала в своем воображении утренний поцелуй и выпячивала губки опять-таки неправильно, когда услышала звук точно такого же поцелуя, что донесся с лужайки прямо у нее под окном.
Поцелуй – не в спокойной манере, даваемый украдкой, но решительный, громкий и крепкий.
Ее бросило в краску, и она посмотрела вниз, но в темноте никого не смогла разглядеть. Темные очертания нагорья образовывали острую печальную линию в сияющих небесах, непрерывную вплоть до темного абриса кедра, что рос на лужайке, был выше всех соседних деревьев, и его заметная крона поднималась высоко к небу – четко выделялась на линии горизонта, а верхушка кедра колола взошедшую луну, будто жалом.
Если некие особы и стояли сейчас на траве лужайки, то сохранялась возможность, что Эльфрида рассмотрит хотя бы их силуэты, неясные в темноте. Однако кустарники, что некогда едва достигали поляны, теперь разрослись густо и вширь и скрывали по меньшей мере половину ограды за которой они находились. Целовавшаяся пара стояла, должно быть, за каким-то из этих кустов; в любом случае, никого не было видно.
Если бы с ее возлюбленным никогда не было связано никаких загадок, что появились благодаря его недомолвкам и таинственным отлучкам, Эльфрида вовсе не допустила бы мысли, подозрения, что он мог принимать участие в подобной сцене. Но те осторожности, на которых он настаивал, в то время как они делали только еще более плотным покров окружающей его тайны, и без которой она, быть может, и не полюбила бы его по-настоящему, все это привело к появлению множества сомнений, и она, начиная пылать на медленном огне ревности, спрашивала себя: велика ли вероятность, что он ни в чем не виновен?
Эльфрида на цыпочках спустилась вниз, к тому самому месту, где она рассталась со Стефаном, разрешив ему поговорить с глазу на глаз с ее отцом. Там она стала блуждать вокруг, заглядывая во все укромные уголки, откуда мог бы исходить звук того самого поцелуя; среди высоких зарослей португальской калины[45], вокруг больших кустов пампасной травы[46], среди зарослей остролиста с их яркой двуцветной зеленью, под плакучими вязами никого там не было. Возвратясь в дом, она позвала:
– Юнити!
– Она ушла к своей тетушке, провести вечер с нею, – отозвался мистер Суонкорт, высовывая голову из двери своего рабочего кабинета и позволяя потоку света, льющегося от горящих свечей, освещать лицо Эльфриды, – потоку, что скорее маскировал ее состояние, как ей самой казалось, поскольку создавал на ее щеках горящий розоватый румянец