– Я арестовываю вас!
– Хорошо, хорошо. Только шпажкой не маши, а то корабль потопишь!..
Вдруг случилось непредвиденное. Лежащий под брезентом, с балластом на ногах пленник, желая, очевидно, привлечь внимание тех, кто был в шлюпке, истошно закричал. В шлюпке вздрогнули и подняли головы.
– А-и-и-я-а! – пронёсся отчаянный вопль.
Проворно шмыгнул Бариль, ещё кто-то, зажали пленнику рот, а один из матросов вдруг пробежал с грохотом по палубе и с тем же “а-и-и-я-а!” – перегнулся через борт. Перегнулся и выплеснул из себя свой недавний обед. Юнец в шлюпке с маху уселся на банку, выхватил судорожным движением белый кружевной платочек, зажал нос и рот. Быстро замахал рукой, и шлюпка пошла вокруг корабля, обратно, к берегу.
– Эй, шкерт! – закричал я ему вслед. – Так ты зачем приходил-то?
Он лишь втянул голову в плечи.
– Вот, одной бедой меньше, – сообщил я, поворачиваясь к своим. – Но “Дукат” нужно уводить из гавани. Сегодня же. Пусть барражирует[11] в акватории[12] Бристольского залива, а придёт время отплытия – подойдём к нему на “Форте” или на “Африке”. Теперь. Где этот крикун? Пугать, так уж пугать до конца. (А сам в это время быстро выхватил взглядом находчивого матроса. А, помню его. Готлиб Глаз. Так, ладно.)
Отпахнули брезент, замотали пленнику рот его же оторванным рукавом, потащили к борту. Я кивнул Барилю, и он, помогая тащить, как бы случайно сдвинул рукав с его лица. Тут же пленник хватил воздуху и завопил:
– Скажу, скажу-у! Уго Дак и Билли Плешивый меня позвали, а их турок нанял!
Я быстро хлопнул в ладоши, и дрожащего, с безумными глазами, бандита оттащили от борта.
– Один вопрос, – сказал я ему. – Ты жить хочешь?
Он затрясся сильнее, что-то промычал, кривя синие губы. Я был склонен рассматривать этот ответ как положительный, и продолжил:
– Тогда вот этим джентльменам, – я положил руки на плечи Давиду и Барилю, – расскажешь всё, что знаешь. Не захочешь – можешь прыгать за борт, держать не станем. (Я как бы невзначай бросил взгляд на привязанную к его ногам чугунную чушку.) – Тебя ведь сюда не звали.
Я поманил с собой Бэнсона и Стоуна и пошёл вниз, в каюты – встретиться с ранеными.
– Скажи, Энди, – осторожно ставя больную ногу на покосившийся трап, спросил я, – что это за причуда такая – вспарывать животы у трупов?
– Утопленник, мистер Том, через какое-то время начинает пухнуть и раздуваться, вроде бы как шар. И тогда он всплывает наверх, синий и страшный. Чтобы этого не было, его заранее и протыкают.
– Да, Энди, жизнь штука нелёгкая. Сколько же нужно было увидеть всплывших трупов, чтобы сообразить, что с ними следует делать!
С этими словами я вошёл в каюту, то самое помещение, которое, в ущерб пушечному хозяйству, было отдано команде. Метнулся короткий шёпот; кто-то, садясь, опустил с деревянной кровати костлявые жёлтые ноги.
– Не вставать! –