Я выкинул окурок, обжегший пальцы, и закурил еще одну сигарету. Потряс головой. Никогда не понимал, что это – игра фантазии или графоманский бред. «Скорее не то и не другое, – подумал я, наблюдая, как из здания администрации ко мне спешно приближается начальница с каким-то угловатым свертком. – Бывает, накатывает отрывочная информация из клиентских дел, а внутренний писатель сразу же превращает факты в эмоциональные эпистолы. Как там было у Лакана, эмоции наиболее истинный инструмент оценки реальности. Факты всегда врут, и статистика тому явное подтверждение».
Айна протягивает мне сверток. Говорит, что это подсвечники, которые сделали клиенты своими руками, прямо у них в столярной мастерской. Еще раз напоминает, что программа реабилитации у них работает. Кому, на хрен, нужны эти подсвечники! Я забираю сверток и благодарно киваю. Быстро иду к машине, сажусь и захлопываю дверь. Не хочется с ней разговаривать. Из машины трезвоню девчонкам и поторапливаю их. Обратно мы едем без разговоров. Все о чем-то думают. После посещения «наших домиков» всегда так. Словно побывал в каком-то промежуточном мире, вакууме, оторванном от радостей большой жизни. Острова забытых душ. Только эти острова внутри нас. Те, кто живет в филиалах, потеряли связь с материком. Да и нужна ли она им? На материке людно, и большинство из нас не страдает состраданием. Не потому, что мы плохие. Просто на сострадание не остается времени и сил.
Тишину прерывает телефонный звонок. Звонит коллега из департамента по контролю качества социальных услуг. Говорит, что у нас случился «пиздец» в Добеле. Прямо так и говорит. Она интеллигентная девушка и никогда не ругается. Поэтому я понимаю, что случилось что-то серьезное. Да. Случилось. Мужчина, цыган, опущенный во всех смыслах героинщик, которому судом было запрещено приближаться к семье ближе, чем на двести метров, преспокойно с этой семьей жил. Вместе с супругой они плотно висели на героине, а неделю