Немало было и других мужчин, производивших впечатление настолько живых, что окружающие, не задумываясь, приклеивали им – как явлению – ярлык «девиантное поведение» или «кризис середины жизни». Людям свойственно ограничивать смыслы всего сущего, сводя его при помощи слов к отдельным подмеченным граням, нередко далеко не главным. Живые ощущали памятью о былых излишествах, как дребезжат струны души, как растянуты они страхом утраты той, ускользающей жизни. Страх гнал их на поиски юных любовниц или жен, чтобы удержать ускользающее…
В конце зимы тусовка Иноземцевой, сложившаяся в Америке, оккупировала в Церматте почти весь отель. Мужчинам было под пятьдесят, все давно развелись с первыми женами, которые конечно же были совершенно невыносимы, и теперь при них обитали молодые девушки.
Женя, инвестиционный банкир, жил с Миланой, двадцати двух лет, то ли собираясь не ней жениться, то ли нет, а юриста из Нью-Йорка Илью женила-таки на себе двадцатипятилетняя Олечка.
Еще трое или четверо мужчин того же возраста тоже были с женами или подругами вокруг тридцати, но всех переплюнул Алекс, которому было отчетливо за пятьдесят, а его спутнице Лале не больше двадцати, и она была моложе дочери Алекса, о чем тот говорил с гордостью.
Каждое утро отель наблюдал, как Лала сидела у Алекса на коленях, а тот кормил ее с ложки овсянкой, приговаривая, что если Лала не поест, то не пойдет на склон. Лале было плевать, пойдет она на склон или нет, удовольствие умилять весь отель утренним перфомансом было сильнее.
– Этих мужиков можно только пожалеть, – вздыхали подруги. – Что им могут дать эти пластиковые дуры?
– Способ доказать себе, что они еще живы, – хмыкнула Полина. – Я занята самолюбованием, если хочешь, и не стыжусь это признать. Я-то знаю, что самый интересный предмет для размышлений – это я сама. Процесс познания себя уж точно бесконечен. Ты, Катька, ждешь, когда твоя жизнь сделает какой-то зигзаг и начнется необыкновенный новый этап. А мужики меняют телок на тех, что помоложе. В этом для них и жизнь, и познание, и этапы. Все приметы жизни.
– Не придумывайте себе утешений, старые перечницы. – Шурик подлил себе чаю и принялся намазывать паштетом очередной кусок хлеба. – Нормальные мужики ищут в бабе тепло и обожание. Чем моложе, тем покорнее, а капризы просты и бесхитростны. Нам так надоело с вами цацкаться, считаться с вашими прихотями и требованиями, которые год от года становятся все изощреннее. Мы это делаем либо из чувства долга, либо по лени, как я, например. Но таких, как я, – единицы…
– Таких, как ты, Шурик, все сто процентов, если мужиков послушать, – перебила его Иноземцева, но Александр был намерен довести свою мысль до конца:
– …потому что только единицы могут мириться с вашей возрастающей требовательностью. Зарабатываем мы мало,