Распахнув пальто, Роман пошел по дороге, с наслаждением подставляя лицо и грудь вечерней прохладе.
«За такими пирушками время летит так быстро, – думал он, неторопливо идя вдоль плетня, огораживающего большой сад и пасеку отца Агафона, – а главное – легко и просто забываешь, кто ты. Да. Веселье сближает людей и освобождает от тревог. А для русского человека оно кажется просто панацеей от многих бед. От одиночества, от замкнутости, от бедности, наконец. А все-таки какие милые люди…»
За плетнем показались кусты ивняка, сквозь голые ветки которых засветилась белая речка. По узкой тропке Роман стал спускаться к ней. От речки еще больше тянуло прохладой. Спустившись к самой воде, он остановился, с удовольствием разглядывая деревянные мостки, полузатопленный кустарник и избы на том берегу, тронутые еле заметным туманом. «Гляжу на снег прилежными глазами», – вспомнил он Пушкина и с улыбкой произнес:
– Гляжу на воду я прилежными глазами. Вдруг сзади его тихо окликнули по имени. Роман обернулся.
Возле старой, согнувшейся до земли ивы стояла Зоя.
– Ты? – проговорил он удивленно и подошел ближе.
– Да, я, – с грустной или просто усталой усмешкой ответила она, положив руки в бежевых перчатках на ствол.
– Почему ты здесь? – спросил Роман, смотря в ее смуглое красивое лицо.
– Хотела повидаться с тобой.
– Но… я же шел домой.
– Я была уверена, что ты спустишься сюда.
– Вот как… Где же твой друг?
– Воеводин? Спит, – проговорила она. – Совсем, оказывается, не умеет пить.
– Ну… это не самый страшный грех, – произнес Роман.
Некоторое время они стояли молча. Зоя смотрела на свои руки, бессмысленно перебирая ими по ивовой коре. Роман смотрел на нее, в душе удивляясь и радуясь своему спокойствию.
– Послушай… – с трудом произнесла она, – ты и вправду думаешь, что я такая скверная?
– Скверная? Отчего же ты – скверная?
– Как отчего?… Оттого, что я теперь не с тобой, а с этим человеком.
– Зоя, полноте. Ты свободная девушка, так что вольна в своих желаниях и в своем выборе…
– Ах, перестань, ради бога! – перебила она его в резкой, одной только ей свойственной манере.
Она подошла к нему ближе и взяла его за отвороты пальто:
– Роман… Роман, я так страдала эти годы, так много думала о тебе…
– И поэтому ни разу не написала.
– Да нет… нет же… – она вздохнула, не находя слов, – я… понимаешь, что-то произошло во мне. Я не могла тебе писать тогда, сразу. Слишком тяжело мы расстались. А после мне что-то мешало, постоянно что-то мешало, будто между нами возвели какую-то стену… Но я каждый день думала о тебе… А потом, потом…
Она смолкла.
В