В этот момент мужчина схватил ее сумку, спрыгнул и был таков.
Зоя продолжала рыдать, но нашла в себе силы закричать:
-Гони! Скорее!
Коляска помчалась по улице, подпрыгивая на ухабинах, кренилась на поворотах, и кучеру стоило больших усилий удержать ее, чтобы она не перевернулась. Зоя сидела, вцепившись руками в поручни, и молилась. Вот так она добралась домой.
Мы окружили бледную испуганную девушку с залитыми слезами щеками, которая приговаривала:
-Родители дали мне кусок мяса и масло. А еще овощи. Он все утащил. Как же я не догадалась, что это жулик! Сама виновата, что поверила. Сама!
Мама ее успокаивала:
-Дорогая, все в порядке. Ты жива и невредима. Дверь закрыта. И тот тип не знает, где ты живешь.
Потому что Зоя опасалась, что он будет ее подкарауливать у дома.
После долгих разговоров мама пошла к Сергею Зимину и попросила прикрепить ее к специальному распределительному пункту, где получали пайки остальные члены труппы. Так что теперь Зое не нужно было предпринимать опасные поездки в деревню. Вместо этого она ежедневно совершала обходы рынков, находившихся в нашем квартале. Их даже трудно называть рынками, настолько жалки были эти скопления народа, продавцов и покупателей. Зоя проводила на них долгие часы, но почти всегда возвращалась с чем то съедобным. Иногда я ее сопровождала, и пока Зоя обсуждала условия покупки, я рассматривала продавцов и вынесенные на продажу товары. Это были книги, кружевные накидки, скатерти, салфетки, одежда. Некоторые продавцы, главным образом, пожилые, стояли на коленях, их глаза выражали немую мольбу купить что нибудь. Но покупатели, в основном, разыскивали продукты, крупу. Если кто нибудь продавал съестные товары, они не были выставлены напоказ, а упрятаны, и заинтересованные покупатели вначале обсуждали с продавцами условия сделки. Это было первым этапом, и лишь после достижения договоренности происходил обмен денег или вещей на продукты.
Как большинство жителей столицы, мы начали испытывать недостаток еды. Пришло мрачное время. После наступления темноты мало кто отваживался выходить на улицу. Город был неосвещен, по ночам становилось очень тихо, и потому всякий незнакомый звук пугал. Если кто то появлялся на улице, то он старался держаться ближе к стенам домов, по возможности сливаясь с ними. Все передвигались как бы ощупью, и, угадав присутствие другого пешехода по скрипучему звуку снега под его ногами, замирали, стараясь понять, насколько тот другой опасен. Ходили пугающие слухи. Люди шептались о группировках убийц, о каких то особых шайках попрыгунчиков, которые на специальных ходулях забирались в квартиры на верхних этажах. Они действовали по ночам, и от них не могли защитить даже самые прочные замки. Эти слухи наводили ужас и добавляли к атмосфере неопределенности и ожидания нового несчастья.
Как ни старались родители оградить меня от таких разговоров, я чувствовала их нервозность.
Как то я спросила отца:
-Где твой друг художник Сысоев,