Мы любили друг друга. По-детски, наивно, не догадываясь об очевидной остальным взаимности, не требуя друг от друга внимания. Еще вчера. И несколько лет до вчера. Сколько? С того момента, наверное, когда шестилетним прыгал с ней, пятилетней, по синему дивану в зале. Восемь лет. Ого! Умею быть преданным одной девочке! Умел. Одна ночь изменила то, с чем не справились восемь лет жизни. Правда, ночь продолжалась тридцать лет. Уже не люблю. Нежность, радость, удивление – да, но любовь… Есть те, кого любил сильнее, отчаяннее. Если они и выдуманы мозгом в новогоднюю ночь, то так ярко, так трудно и тяжело, что болят сильнее реального, невоображаемого. Что еще вчера казалось счастьем, сегодня тянет на грустную усмешку. Прислушиваюсь к отголоскам сна и смутное, тоскливое предчувствие сдавливает грудь. В новогодние праздники произошло… хотя правильнее сказать, произойдет неприятный случай, убивший нашу хрупкую, детскую тайну.
Немухинские музыканты
Милый дом. Кислый воздух. Тут живут школьники. Носки не снимаются неделями, ванну принимают с такой же регулярностью. Идеал иезуита. Несвежесть не тошнотворная, как бывает в особо неаккуратных квартирах. Опять же «свое», по гипотезе учителей начальных классов, плохо не пахнет. Но проветрить не помешает.
– Опять лыбишься? – Гера смотрит на застывшего посреди коридора в странной медитации старшего брата. – А кино уже началось!
Из зала вкрадчивый старческий голос:
– Вы пробовали заглядывать в будущее?
Замираю. Вопрос в точку. В десятку!
Слышится женское хмыкание, старичок продолжает:
– Пробовали? А я пытаюсь, – говорит как в старом кино, в слове “пытаюсь” нет мягкого знака.
– Всего доброго! – смущенно отзывается женщина, цокают удаляющиеся каблучки.
– Вы любите неожиданности? – старичок переключился на меня? – Я очень люблю. Они нас ждут.
Нереальность простого до этой секунды мира захлестывает. Врываюсь в зал, чтоб увидеть странного, знающего причину моего безумия мудреца. Но вижу включенный телевизор. На экране уходит вдаль по дороге, занесенной палыми листьями, женщина в бежевом пальто и белом берете. Пролетают мальчишки на велосипедах. Из-за поворота слева на экран выруливает желтый жигуль и, показав слегка примятый бок, скрывается справа за старинным, в стиле пятидесятых годов, домом.
– Фу, напугал! – Максим вскочил с дивана, смотрит большими глазами. – Хорош так делать!
Телевизор на коричневой тумбочке, между двумя дверными проёмами, напротив коридора, откуда я влетел. Слева – вход в комнату Геры. Справа в комнату родителей.
Вообще, отец не любит двери, ему кажется, что за ними мы с братьями будем творить что-то ужасное, вызывать Ктулху или рисовать на обоях… Поэтому у нас проемы с занавесками. Единственная