Царь Иван Васильевич тяжело вздохнул и потушил в себе гнев. Сначала ему хотелось снять живьём кожу с того, кто пристрелил его любимого медведя, но сейчас ему почему-то захотелось проявить милость к человеку, который не побоялся пойти против князя.
– Говоришь, у князя пистоль вырвал? – усмехнувшись, спросил царь Иван. – Смелый этот Скуратов. Чей он холоп?
– Не холоп он, царь-батюшка, а дворянин, только бедный. Да и земли у него нет. Чай, не старший сын, а так… Пятый или шестой.
– Приведи ко мне этого Скуратова. Потолковать с ним хочу, Афоня. Не надо ему голову рубить. Вот кабы весь наш народ был таким же храбрым, как этот Скуратов, то, быть может, всё иначе было бы. А то как получается? Здесь, в Москве, за меня стоят люди, а по Руси как были князья полновластными хозяевами, так ими и остались, только головы свои преклонили. А ведь, Афоня, они спят и видят, как бы обратно всё по кусочкам растащить. Отец мой, дед Иван Великий, прадед, – все по крупицам Русь собирали, по сёлам, по деревенькам, а эти сейчас опять хотят на куски её разорвать. Всё-то им не мило. А дурни их слушают. Да что слушают – головы и животы свои пустые класть готовы. Бегут в Литву, к изменникам и ворам.
Иван тяжело дышал, так как когда он начинал говорить о внутренних делах своего государства, его захлёстывала злоба.
– Не знает народ наш глупый, что животы у них пусты вовсе не потому, что земля у нас худая, а потому, что проклятые Иуды жируют, во всём со мной хотят сравниться. Только я помазанник Божий, а они все холопы. Нет между холопами разницы. Настанет день – и я их всех сравняю. Коли служишь верно – вот тебе и земля, и слава, и место за моим столом, а коли крамольник али дурак от рождения, то шёл бы ты вон. И ни заслуги предков, ни родство не должны такого человека у власти держать.
– Ты уж прости меня, царь-батюшка, – неуверенно спросил князь Афанасий Вяземский, – а коли твой сын будет крамольником или дурнем? Разве против него пойдёшь? Разве прогонишь его? Вот и они так же мыслят. Все друг за дружку держатся.
– Коли у меня сын будет неугодный и недостойный, то я его своими руками, вот этим вот посохом прибью. Я сделаю нашу страну самой могучей. Одного слова «Русь» будут страшиться, если мне всякие изменники руки путать не будут. Они здесь народ смущают, там дурят лживыми посулами. Ну как любой из уделов, скажем, Ярославль, которым намеревается править вор Курбский Андрюшка, без Москвы будет? Что это будет за княжество? Все хотят, как в прошлые годы, растерзать Русь. Лишь бы самим, нерадивым и ленивым, сытыми остаться. Говорю тебе, Афоня, я ни сына, ни жены, никого не пожалею. Неспроста я Господом помазан был на царствование. Я ведь поставлен, чтобы защитить народ православный от губителей. Не за каждого в отдельности стоять