Петляющая тропинка привела старейшин к небольшой поляне в окружении пяти старых-престарых деревьев, прозванных Ведьмиными служанками. Пяти… или шести? «Кажется, их все-таки было пять», – подумал Герланд, вперил взгляд в деревья, пересчитал еще раз и покачал головой. Деревьев было шесть. А, ладно. В лесу и не такое привидится. Эти деревья стары как мир – что с ними сделается?
Поляна между деревьев поросла мягким мхом. Стараясь не смотреть на девочку, старейшины положили ее на мох. Потом повернулись к ней спиной и бросились прочь, но тут подал голос самый юный из них.
– Мы что же, вот так ее и оставим? – спросил Антейн. – Это и есть жертва?
– Да, племянник, – сказал Герланд. – Именно так.
Невероятная усталость вдруг легла ему на плечи, словно ярмо, возлагаемое на вола. Он пошатнулся.
Антейн пощипывал шею – дурная привычка, с которой он все никак не мог совладать.
– А разве не надо подождать, пока явится ведьма?
Старейшины остановились. Повисло неловкое молчание.
– Повтори-ка, – велел старейшина Распин, самый старый из всех.
– Ну, понимаете… – Голос Антейна становился все тише. – Ведь надо же дождаться. А вдруг дикие звери придут раньше и утащат ребенка? Что тогда будет?
Старейшины сжали губы и как по команде повернулись к своему предводителю.
– Видишь ли, племянник, – сказал тот, поскорей уводя Антейна, – по счастью, ничего подобного до сих пор не случалось.
– Но… – И Антейн ущипнул себя за шею так сильно, что осталось красное пятно.
– Никаких «но», – отрезал Герланд и твердой рукой подтолкнул мальчика в спину, на исхоженную тропку.
Старейшины потянулись за ними и один за другим оставили поляну с покинутым ребенком.
Все они – все, кроме Антейна, – знали, что не стоит беспокоиться, как бы ребенок не достался зверям. Потому что именно зверям он и достанется.
Они оставили девочку на поляне и ушли, зная, что никакой ведьмы не существует. И никогда не существовало. Был только полный опасностей лес, и единственная Дорога, и жизнь в роскоши, которую вели старейшины и которой так легко было лишиться. Ведьма – точнее, вера в ее существование, – была пугалом для забитых, вечно покорных, порой недовольных горожан, взгляд которых был неизменно затуманен дымкой печали, а чувства и разум притуплены горем. Такие люди не осмеливались оспаривать безраздельную власть старейшин. И это было чрезвычайно удобно. Приходилось, правда, исполнять кое-какие неприятные обязанности, но тут уж ничего не поделаешь.
Спеша