Только-только я проглотил кусок мясного рулета, сказав себе, что полуголодным не смогу быстро бегать, как на пустой стул передо мной опустилась девочка.
Рулет чуть не застрял у меня поперек горла.
Ничего похожего просто не бывало. Девочки моего возраста обычно держались от мальчиков в стороне. Даже те, что помладше, постоянно демонстрировали, сколь невыносимо желторотыми они нас считают.
Она была не из интернатских, но я ее уже пару раз видел на школьном дворе. Более всего бросались в глаза ее длинные темные волосы. Когда она бежала через двор, они развевались у нее как фата.
– Итак, их было четверо? – спросила она настолько мимоходом, словно говорила о еде на моей тарелке (о чем действительно сказать было особенно нечего).
При этом она разглядывала меня так, словно оценивала не только мою внешность, но и мой внутренний мир. Только Элла умеет смотреть на человека подобным образом. Имени ее я, естественно, тогда еще не знал. Она не представилась. Элла никогда не говорит лишнего.
Несмотря на двух сестер, я был тогда не слишком находчив в обращении с девчонками (может быть, сестры даже ухудшили дело). Я просто не знал, о чем с ними разговаривать. А Элла была к тому же еще и хоро шенькой, обстоятельство, пренеприятнейшим образом ввергавшее меня обычно в краску. (К счастью, это между делом наладилось.) Но не важно… Словно «Отче наш», я опять забубнил мою историю про Бонопарта. Но один ее холодный взгляд – и слова застыли у меня на губах.
Она перекинулась через стол.
– Эту версию ты можешь рассказывать кому-нибудь другому, – сказала она, приглушив голос. – Как они выглядели?
Она хотела услышать правду! Это было непостижимо. Но как бы сильно мне ни хотелось ею с кем-нибудь поделиться – это ведь была девчонка! А что, если она меня поднимет на смех? Или расскажет всем своим подружкам, что Йон Уайткрофт – этот пустомеля – действительно верит в привидения?
Так, как выглядят мертвецы! Как же еще?
Я избегал встречаться с ней взглядом и вместо этого воззрился на свои пальцы – только чтобы убедиться, какие грязные у меня ногти (в присутствии девчонки подобные вещи всегда бросаются в глаза). «И почему, черт побери, она не смущается? Потому что, идиот, такие, как она, смущаются медленнее, чем ты, раза в два, а то и более, – нашептывало что-то мне. – И они не начинают вдруг заикаться, как будто разучились говорить».
– А что было на них надето?
Ну не девчачий ли это вопрос? Элла взяла мою вилку и начала есть мое картофельное пюре.
– Всякая старомодная ерунда, – бурчал я. – накидки, мечи…
– Какого века? – Элла зачерпнула себе еще одну вилку картофельного пюре.
– Какого века? – спросил я в растерянности. – Откуда я знаю? Они выглядели так, как будто сошли с какой-нибудь картины, будь она проклята! («Кончай ругаться, Йон!» Когда я впадал