– Ну и как ты считаешь, Уилл, все на месте – или чего-то не хватает?
В ней все было совершенно – каждый дюйм ее тела, но мне нужно было найти комплимент поизысканней. Я покопался в своей потрясенной голове и призвал на помощь Овидия.
Где розы с лилиями сочетала природы нежная, искусная рука, там красота чиста и неподдельна.
Не знаю, произнес ли я это вслух или просто подумал.
– Красиво!
Значит, я все-таки произнес это вслух. Слава богу!
– И стихи твои точны, ведь все это сотворил Господь. И его творенье выдержит ветра и непогоду. А ты все еще глазеешь. Тебе перечислить? Два глаза, две руки, две груди… Продолжать?
У твоего порога я выстроил бы хижину из ивы, взывал бы день и ночь к моей царице, писал бы песни о моей любви и громко пел бы их в тиши ночей. (Держись за свой трон, Овидий!) По холмам пронеслось бы твое имя, и эхо повторило б по горам… э… э…
– Да ты ж не помнишь, как меня зовут!
Я признался, что попал впросак.
– Энн Хэтэвэй.
Я вгляделся в нее. Она была похожа на мою мать, ведь та выглядела моложе своих лет. Из толщи Библии послышался голос, который тайно прошептал мне на ухо: «Неужели может человек в другой раз войти в утробу матери?» Интересно, чего теперь хотел тот старый змей-искуситель? Голос Энн Хэтэвэй прервал мои мысли и вырвал меня из моего странного и внезапного желания.
– Ну что, Уилл, я так и умру старой девой? Или в канун святого Андрея[48] мне все же лечь спать обнаженной, чтобы увидеть во сне своего суженого?
Трудно было понять, что скрывалось за смехом, который срывался с ее губ. Тоска? Потаенная печаль? Боль? Разочарование? Крушение надежд? Естественно, я решил, что она ждала всю жизнь, чтоб я вошел в ту дверь, взял ее на руки и унес в светлое будущее – и вот он я.
– Нет, ты не умрешь старой девой, но и жить старой девой ты тоже не будешь. А если и будешь, то, надеюсь, недолго.
– Вы, молодой человек, очень ловко отвечаете. Вот только интересно, умеют ли поэты любить.
– Лучше всех, потому что только тот, кто по-настоящему любит, может сочинять настоящие стихи.
– Но беда в том, – сказала Энн Хэтэвэй опять со смехом на губах, – что и поэты, и влюбленные ужасные выдумщики.
– Но иногда за свои выдумки они готовы пойти на смерть.
– Все мы когда-то умрем, и нас