– Художник так убедительно изобразил мертвое тело, что трудно поверить, будто оно когда-нибудь может воскреснуть.
Мы пошли дальше, и она шепнула мне:
– Видишь вон того? Он повторил своей даме твое заключение. Она могла гордиться за меня, если у меня что-нибудь хорошо получалось, а если не получалось – молча презирала.
Она попросила повесить ей на дверь новый накладной замок. Возился очень долго, и работа получилась настолько халтурная, что ей впоследствии пришлось все переделывать. На месте, изуродованном сверлом, появилась врезанная в дверь доска. Думаю, именно этого она не могла простить мне никогда.
Трудно в это поверить, но я каждый день шел на работу, как на праздник. Я работал тогда программистом в одном из многочисленных московских ВЦ. Когда появились эти чудовищные гробы класса IBM-360, большевикам срочно понадобилось все пересчитать. Моим начальником был ровесник Боря Ракитов. Мы с ним быстро установили полу дружеские отношения. По образованию он был физик-теоретик, но с наукой у него не сложилось и ему пришлось включиться в эти арифметические обряды. Боря хорошо знал, что я влюблен в Ларису, но своего отношения к этому никак не выказывал. Вообще-то у него была жена, сын, и как конкурента я его серьезно не рассматривал.
Летом 1981 года я позвонил Ларисе и после предварительного никому ненужного трепа вдруг замолчал.
– Ну что? – спросила она.
– Я люблю тебя.
– Давно?
– С первого взгляда.
Она что-то сказала, а потом добавила.
– Давай подождем до зимы.
А зимой был этот злосчастный замок. Я еще тогда не понимал, что партия проиграна. Видит Бог, я хотел сделать хорошо, но как сказал тот японец из анекдота «все, что вы делаете руками – ужасно».
В том, что руки растут у меня не из того места, я убедился, когда решил освоить гитару. Меня не останавливало даже то, что я незнаком с нотной грамотой. Знал только, что левой рукой надо прижимать струны к железным пластиночкам на грифе, а правой извлекать звуки из струн. Зажимать струны было необыкновенно трудно, они никак не хотели звучать. Уже через два дня я искалечил себе пальцы, а гитара упорно не хотела играть. Что заставляло меня проводить этот эксперимент, я не знал. Трудно поверить, что я решил уподобиться Высоцкому и сочинять песни. Скорее всего, невостребованная любовь заставляла меня что-то делать и наощупь прокладывать путь в будущее. Опьяненный своей любовью, я не заметил, как над моей головой сгустились тучи. Я давно уже пренебрегал производственным режимом, приходил на работу и уходил с нее, когда хотел. Все это нервировало руководство, но до поры до времени оно терпело. Я не знал, что по конторе уже давно ползают обо мне различные слухи. Как-то Лариса сказала мне:
– Сегодня я шла с директорской секретаршей, и она рассказывала мне о тебе.
Мне было на все наплевать. Я ощущал себя безнаказанным. И как оказалось, напрасно. В тот мартовский день 1982 года, когда я сидел у Фимы и распивал