Соглашение о конфиденциальности я, конечно, подписывала, но оно касается больше нашей клиентской базы. Ну, чтобы мы не выдавали любопытным вне казино, даже под пытками и за стаканом мартини, фамилии-имена-отчества клиентов, прозвища их любовниц, номера счетов в швейцарских банках и прочие явки-пароли, которыми наши гости щедро делятся, заведенные игрой и алкоголем.
Я остановила тасование и прижала ладонью колоду к сукну:
– Сорри, самсинг’c ронг?18 – как можно вежливее спросила я по-английски.
– Говоръи по-русскъи. Я учу русскъий. Я хочу по-русскъи иметь тебя, – подробно объяснил мне свои намерения игрок.
Кирилл чуть не уронил свои очки под стол при слове «иметь». По-русски иметь, так по-русски, улыбнулась я про себя и кивнула в знак согласия.
– Хорошо.
Но учить язык с крупье может оказаться дороговато, лучше бы он со стриптизершами учил. Там хоть тоже недешево, но зато цена фиксированная, а у меня тут как карта ляжет. Некоторые, правда, и бесплатно не хотят учить никакие языки. А зачем, считает мой Лешка, если в турецкой Анталии все равно все русский хорошо понимают. Когда же я начинаю где-то болтать на английском или немецком вне работы, он тут же корчит гримасу и одергивает меня: «Алька, ну не умничай тут».
– Срежьте, – попросила я учтиво хип-хопера и уточнила на всякий случай, – не меньше, чем две трети колоды… плиз… пожалуйста.
– Я – Джек, – протянул он мне руку вместо того, чтобы срезать колоду.
Я осталась стоять как стояла – левой рукой прижимая к столу триста двенадцать карт, собранных в один тяжелый блок, а правой – протягивая Джеку прямоугольный пластик красного цвета.
– Сорри19, я не могу подать вам руки, – извинилась я. – Крупье запрещено дотрагиваться до игроков.
«…а игрокам –