– Привет, Соня!
Хочу улыбнуться в ответ, но бабушкина твердая рука одергивает меня.
– Галина Федоровна, за что? Объясните: за что? – где-то над головой плачет женщина, и стальной голос бабушки разрезает наступившую тишину:
– Не приближайтесь ко мне и к моей семье. Никогда. Ты – никто. Пустое место. Ноль. Ты всю жизнь будешь страдать!
– Я не знаю тебя! – повторяю вслед за бабушкой. – Ты – никто. Пустое место! Ноль.
Собрав побольше слюны, я шагаю вперед и плюю мальчику в лицо. Потому что бабушка плюет в лицо его матери.
А мальчик лишь молча сверлит меня черными угольками глаз…
Реальность подергивается и плывет.
– Тот мальчик… На лугу… Ты… – шепчу потрясенно.
– Ты о чем вообще? Крыша поехала, принцесса? Я всегда знал, что у вас вся семейка не в себе! – глумится Урод, холодно усмехается и снова садится на бочку.
Я шла сюда, чтобы вновь почувствовать теплые мурашки, что бежали по коже в его присутствии, но сейчас меня колотит. Ребята громко ржут надо мной.
Трясу головой – проклятое воспоминание затуманило мозг.
Тот робкий мальчик из сна был добрым. И этот мрачный парень никак не может им быть.
Гордость и выдрессированное годами омерзение к нему занимают привычное место в сердце.
– Я знаю, почему тебя называют Уродом… – шиплю, задыхаясь от горечи. Черные глаза больше не смеются – их взгляд застыл на моих и держит на прицеле.
Вполне возможно, что он прямо сейчас меня убьет – сомкнет длинные пальцы на шее и будет давить до тех пор, пока мое безвольное, никому не нужное тело не затихнет, а Воробей все это время будет стоять на стреме. А потом поможет другу закидать остывающий труп сухими ветвями и лопухами.
Страх проходит по спине липкими щупальцами.
Концентрирую внимание на несущественных деталях – нужно собраться, нужно сохранить лицо.
Я замечаю сережку с большим красным камнем, оттягивающую мочку левого уха Урода, и вздрагиваю – точно такая же лежит в бабушкиной шкатулке. Бабушка много лет хранит украшение под замком в своей комнате и не раз показывала мне его.
Моя тетя возвращалась через пустырь в праздничном настроении и сережках с рубинами, когда на нее напал маньяк. Но когда Соню обнаружили мертвой, сережек на ней уже не было. Одну позже изъяли у убийцы – она и стала главным доказательством вины. Ее пару так и не нашли…
А теперь Урод, совершенно не стесняясь, носит в ухе вторую серьгу убитой его отцом девушки, развлекается, живет, дышит, смотрит в глаза людям. И издевается надо мной.
– Тебя зовут Уродом за твое врожденное паскудство и отсутствие совести! –