Ее душевное состояние являлось полной противоположностью погоде и настроению Южной Калифорнии и ее жителей. В долине Сан-Фернандо, где все говорило языком прогресса, несчастье воспринималось как моральное поражение. Скука в школе и отсутствие счастья в семье поставили Сьюзен, хотела она этого или нет, в положение человека, находящегося в состоянии противоречия с существующей культурой.
Она оказалась не первым человеком, ощутившим противоречие между обещаниями золотой страны и положением неудачника, переживающего провал на всех фронтах. Именно это и является одной из основных тем в литературе калифорнийских авторов. Ее разрабатывал Джек Лондон, она присутствует в романе Фрэнка Норриса «Спрут» (1901 г.), в котором описан конфликт между строителями железной дороги и фермерами, через поля которых она проходит. Эта тема фигурирует в романе Джона Стейнбека «Гроздья гнева», повествующем о тяжелой жизни людей на засушливом Западе. Она же присутствует в «крутых» детективах Реймонда Чандлера и Дэшила Хэммета, книги которых популяризировали узнаваемый образ с калифорнийским привкусом неудачи – неудавшиеся актриски и прожигающие свое время в барах бездельники.
Тема тьмы в крае обетованном присутствует и в фантастике. В 1965 году напечатали эссе Зонтаг «Воображение катастрофы», появившееся благодаря интересу Сьюзен к этому жанру, который часто воспринимали в виде китча. Зонтаг пересмотрела сотни фантастических фильмов, изображающих «какую-нибудь ультранормальную среду обитания среднего класса», похожую на калифорнийские пригороды, в которых они чаще всего и были сняты. Это тихие и скучные местечки, в которых моментально рвется мембрана нормальности: «Неожиданно кто-то начинает странно себя вести или какое-нибудь безобидное растение становится монструозно большим и начинает двигаться»[179].
Точно так же как и в своих первых, написанных в Тусоне текстах Зонтаг придает огромное значение языку, которым выражают ужас.
«Такие фразы, как «Иди сюда быстрее, у меня в ванне монстр», «С этим надо что-то делать», «Подождите, профессор, в трубке что-то слышно», «Просто невероятно» и старое-доброе клише «Надеюсь, что это поможет!», звучат смешно в контексте яркого и оглушающего холокоста. При этом в картинах присутствует что-то болезненное и нешуточно искреннее»[180].
«Нешуточно искреннее» – это страх в эпоху атомной бомбы, страх «постоянной угрозы двух одинаково страшных и разных судеб: беспросветной банальности и невообразимого ужаса»[181]. Кроме того, в эссе прослеживается страх, объясняющий ее, возможно, кажущийся нелепым интерес к этой форме популярной культуры. Это страх изображения подобных ей людей в качестве фриков. «В научно-фантастических фильмах ученых изображают с четко обозначенными