XXII
После такого опасного приключения Даркон, спасенный не из пасти волчьей, по пословице, а из псиной, пошел залечивать раны. Дафнису же и Хлое стоило немалого труда собрать до ночи коз и овец. Испуганные волчьей шкурой, встревоженные лаем собак, одни вскарабкались на вершины утесов, другие рассеялись в долине до самого моря. А между тем они привыкли слушаться голоса, весело прибегать на звук флейты и даже собираться, когда хлопали в ладоши. Но волк так напугал их, что они все забыли. Дафнису и Хлое пришлось отыскивать их по следам, как зайцев. Когда же наконец они загнали их в овчарню, – в эту ночь, первый раз, после многих дней, оба уснули глубоким сном и в усталости нашли лекарство от любви. Но когда утро забрезжило, снова начались те же мучения – та же радость свидания, та же печаль разлуки. Они тосковали, хотели чего-то и не знали – чего. Знали только, что причина страданий – для нее ручей, в котором он купался, для него – поцелуй. А время года еще более воспламеняло их сердца.
XXIII
То был конец весны, начало лета. Все дышало силою и полнотою жизни. Наливался плод на деревьях, колос на полях. Всюду – сладкое стрекотание цикад, благоухания лета, нежное блеяние молодых овец. Речные струи, казалось, пели тихую песнь в мирном течении. Ветер в соснах шумел, и звук его подобен был звуку далекой свирели. Яблоки, желая поцеловать землю, полные неги, срывались и падали. Солнце, любящее красоту, заставляло каждого обнажать прекрасное тело. Все воспламеняло Дафниса: погружаясь в холодные ручьи, то плескался он в воде, то преследовал рыб, которые играли вокруг него; и часто с жадностью пил, как будто для того, чтоб потушить внутренний огонь. А Хлоя, выдоив овец и большую часть коз, переливая молоко из подойников в чан, долго не могла кончить работы, потому, что мухи надоедали ей и, когда она отмахивалась, жалили. Потом умывала лицо, украшала голову венком из сосновой зелени, набрасывала на плечи пятнистую шкуру лани и наполняла чашу вином и молоком, чтоб разделить ее с Дафнисом.
XXIV
Но особенно в полуденный час глаза их испытывали чары любви. Тогда Хлоя видела Дафниса нагим, созерцала красоту его в полном цвете и страдала, и все в нем казалось ей совершенным. Любовался и Дафнис, как девушка под шкурой лани, увенчанная сосновою зеленью, протягивала ему полную чашу, и пастуху казалось, что это одна из Нимф священного грота. Он снимал сосновые ветви с ее головы и, поцеловав их, увенчивался ими сам. В то время как он купался, она одевалась в его тунику, тоже сперва поцеловав ее. Иногда, играя, они перекидывались яблоками или украшали голову, заплетали волосы друг другу. Она сравнивала с миртовыми