XIII
И так, придя в святилище Нимф, он отдал Хлое на сохранение верхнюю одежду и сумку и, стоя над родником, начал омывать свои кудри и тело. Кудри были черные и обильные, тело смуглое от солнечного загара, и казалось, что волосы кидали эту смуглую тень на кожу. Хлоя смотрела и находила, что Дафнис прекрасен. Так как до тех пор девушка не замечала его красоты, то вообразила, что это воды ручья одарили его прелестью. Она сама омыла ему плечи и, чувствуя под рукою мягкую гладкую кожу, несколько раз прикасалась украдкою к собственной коже, чтобы убедиться, у кого из них тело более нежное. Солнце склонялось к закату, и они вернулись домой со стадами. Но с этого дня у Хлои была только одна мысль, одно желание: снова увидеть Дафниса купающимся в роднике.
На следующий день, когда они возвратились на пастбище, Дафнис сел на обычное место, под тенью дуба; играя на флейте, он смотрел на коз, а они, лежа у ног его, как будто прислушивались к звукам флейты. Хлоя, сидя рядом с ним, также смотрела на овец, но чаще – на Дафниса. И опять, во время игры на флейте, он показался ей прекрасным, и она подумала, что это музыка одарила его такою прелестью, и взяла флейту из рук его, чтобы убедиться, не может ли и она, играя, сделаться такой же прекрасной. Хлоя попросила его выкупаться еще раз и увидела его в воде – увидела и прикоснулась к нему. И потом, возвращаясь, думала о его красоте, и эта мысль была началом любви. Того, что чувствовала, она не сумела бы назвать, бедная девушка, воспитанная в сельской простоте, никогда не слышавшая имени любви. Но душа ее томилась, взоры были рассеяны; часто произносила она имя Дафниса; почти не ела, проводила бессонные ночи и забывала стадо. То смеялась, то плакала. Засыпала и пробуждалась внезапно. Лицо ее то сразу покрывалось бледностью, то вспыхивало румянцем. Кажется, меньшей тревогою объята телка, ужаленная оводом. Нередко, оставшись одна, говорила она себе:
XIV
«Я больна. Но не знаю чем. Я страдаю, а на теле моем нет раны. Я тоскую, но ни одна из овец моих не потерялась. Я вся пылаю, даже в прохладной тени. Сколько раз царапал меня колючий терновник – я не плакала. Сколько раз пчелы жалили меня – я от того не теряла охоты к пище. Значит, сильнее, чем все это, – боль, которая теперь пожирает сердце мое. Дафнис прекрасен, но и цветы прекрасны. Флейта его издает нежные звуки; но и соловьи поют не хуже. А между тем я о них не вспоминаю. Зачем я не флейта, – тогда бы я чувствовала его дыхание! Зачем я не коза, – тогда бы он берег меня! О злой ручей! Ты сделал прекрасным только Дафниса; я же напрасно погружалась в твои воды. Простите, сладостные Нимфы! Вы также покидаете меня! Не хотите спасти ту, которая вскормлена была среди вас. Кто-то после меня будет плести для вас венки? Кто накормит моих бедных ягнят? Кто позаботится