Все новенькие проходили эту фазу. Отказываться было бессмысленно. Своего рода ритуал. Телесный контакт лишь окончательно закрепит связь. Светлый снисходительно улыбнулся и молча развёл руки. Новенький устремился к нему.
От Светлого пахло корицей, пряником, детским мылом. Эстет – Бур – Коля зажмурился, прижавшись щекой к широкой жёсткой груди, обхватив Его руками на уровне пояса.
– Мы же будем вместе, Светлый?
– Конечно, Коля! Я всегда буду с тобой! – голос лился как патока, успокаивая и подбадривая.
Кажется, Колю даже погладили по голове.
Звонко щёлкнула скоба наручников, соединяя Колины руки на талии Светлого.
– Я так рад, – сказал он. – Всегда – это то, что надо!
Светлый попытался оттолкнуть его, но Коля держал крепко-крепко, изо всех своих искренних сил. В воздухе родился тонкий новорождённый звук, что-то такое, чего только что не было, а теперь стало. Рой разбуженных комаров над болотом. Полозья санок хрустят по свежему снегу.
– Помогите! – закричал Светлый. – Ко мне! Сюда!
От этого крика помутнение, в которое так легко соскальзывал Коля Буров, ненадолго отступило.
В доме послышались шаги, и на крыльцо выскочил Топор с оружием в руках. Увидев происходящее, вскинул автомат, но замер в нерешительности – любая пуля досталась бы и Светлому тоже.
– Я позвонил товарищу, – сказал Коля – Бур – Эстет, – и попросил огневой поддержки. Он никогда мне не отказывал, и теперь ему причитается одна вещь, он давно просил.
Рука Светлого нашарила горло Эстета и впилась в него когтями в попытке добраться до кадыка. Прижав подбородок к груди, Эстет ещё плотнее притянул Светлого к себе, до судороги. Запястьям стало скользко и очень больно. Звук в воздухе оформился в пение хвостовых оперений реактивных снарядов. Глаза Эстета были закрыты, и он не понял, чьё острие вонзилось ему в бок, под рёбра, ещё и ещё. Нужно было удержаться, не дать Ему спрятаться, скрыться, висеть на Нём якорем, пятипудовым замком, мёртвым грузом, бульдожьими челюстями, крепче, держать крепче, так хорошо, так спокойно. Как же хорошо, что Он рядом, счастье, счастье, Коля заплакал от восторга в голос.
– Зачем? – сквозь зубы процедил Светлый, всё ещё трепыхаясь, пытаясь вырваться, вывернуться из сковывающих объятий.
Врать Ему не представлялось возможным. Коля, преисполненный любви и благоговения, ответил Светлому не своими, но очень точными взрослыми словами:
– Из эстетических соображений. Ты велик! Но твой мир – некрасивый.
Ощущая спиной, загривком, затылком, как огненной стаей опускаются на Шатово очищающие жар-птицы.
Татьяна Маховицкая
Огнеупорщик
Наши мёртвые нас не оставят в беде, Наши павшие – как часовые.
Этот город даже не был Ему родным. Он появился на свет далеко отсюда, в Смоленской