Он поглядел на Гермиону, чьи глаза сияли, красивое лицо светилось, и понял, что глубоко заблуждался относительно нее. Была она отнюдь не бородавкой, но, напротив, прелестнейшим созданием, которое когда-либо вдыхало благоуханный воздух Кенсингтона.
И тут, охлаждая его экстаз, оборвав биение его сердца на середине удара, возникло воспоминание о том, что он наговорил про ее внешность. Он ощутил себя бледной тенью без костей. Если когда-либо человек сам себя усаживал в лужу, этим человеком был Игнатиус Муллинер. И никаких сомнений на этот счет.
Она смотрела на него, и ее выражение как бы указывало, что она чего-то ждет.
– Так как же? – сказала она.
– Прошу прощения? – сказал Игнатиус.
Она надула губы:
– Так разве вы не хотите… э?..
– Чего?
– Ну, заключить меня в объятия и все такое прочее, – сказала Гермиона, мило краснея.
Игнатиус пошатнулся:
– Кто? Я?
– Да, вы.
– Заключить вас в объятия?
– Да.
– Но… э… вы хотите, чтобы я?
– Безусловно.
– Я имею в виду… после всего, что я сказал?..
Она уставилась на него в изумлении.
– Разве вы не слышали того, что я вам говорила? – вскричала она.
– Извините, – пробормотал Игнатиус. – В настоящее время на меня столько всего навалилось. Видимо, я прослушал. Так что вы сказали?
– Я сказала, что, если, по-вашему, я и правда выгляжу такой, значит, вы любите меня не за мою красоту, как я всегда полагала, но за мой интеллект. А если бы вы знали, как я всегда мечтала, чтобы меня полюбили за мой интеллект!
Игнатиус положил сигару и перевел дух.
– Дайте мне разобраться, – сказал он. – Вы пойдете за меня замуж?
– Конечно, пойду. Меня всегда странно влекло к вам, Игнатиус, но я думала, что вы смотрите на меня всего лишь как на куклу.
Он взял сигару, затянулся, снова положил, сделал шаг вперед, простер руки к ней и сомкнул их вокруг нее. И какое-то время они стояли обнявшись, шепча прерывистые слова, так хорошо известные влюбленным. Затем, мягко высвободившись, он вернулся к сигаре и сделал еще одну упоительную затяжку.
– К тому же, – сказала она, – как могла бы девушка не полюбить того, кто сумел единым пинком спустить моего брата Джорджа с лестницы?
Лицо Игнатиуса омрачилось.
– Джордж! Да, кстати. Сиприен сказал, что ты сказала, что я похож на Джорджа.
– А! Я не думала, что он станет это повторять.
– Но он повторил, – мрачно сказал Игнатиус. – И мысль об этом была агонией.
– Но я же имела в виду только то, что вы с Джорджем все время бренчите на гавайской гитаре. А я не терплю гавайской гитары.
Лицо Игнатиуса прояснилось.
– Сегодня же днем отдам свою нищим. Но раз уж речь зашла о Сиприене… Джордж сказал, что ты сказала, что я напоминаю тебе его.
Она