Уже начинало светать, когда час спустя машина въехала во двор усадьбы. В доме и коровнике горел свет, и прежде чем выйти из машины, Анни сделала глубокий вдох.
– Уверен, мамка ужасно обрадуется, когда тебя увидит. Ну, конечно, когда уляжется первый шок.
Тату обнял ее на прощание за плечи и, закурив новую сигарету, поплелся к гаражу, совершенно безразличный к тому переполоху, который Анни совсем скоро устроит в доме своим появлением. Голова вжата в худые узкие плечи, обтянутые тонкой, совсем не по погоде, кожаной курткой, и эта его походка – казалось, Тату парит в паре сантиметров над землей, легкий как бабочка, идет себе, пританцовывая через двор и вообще по жизни.
Сири, кажется, больше всего была обеспокоена тем, что Анни до сих пор не вышла замуж и даже не собирается этого делать. В остальном же для нее не было ничего удивительного в том, чтобы заявиться в родной дом на четвертом месяце беременности. Мама была родом из другого времени, и редко когда разница между поколениями оказывалась настолько большой, как тогда и сейчас.
Потому что для Сири никогда не существовало свободы выбора – она была вынуждена выйти замуж, чтобы выжить. Но юность, проведенная в Карелии в 40-е, и юность в Стокгольме в 80-е – трудно найти два более непохожих мира. Анни ничего не сказала, просто пожала плечами. Сири все равно ничего не поймет. Да мать и сама, наверное, чувствовала, что есть вещи, которые ей не дано понять, поэтому больше не стала приставать с расспросами.
Все младшие братья и сестры, как обычно, сгрудились стайкой вокруг Анни, раскрасневшиеся, сгорающие от любопытства, с восторгом взирающие не только на роскошные и экзотичные рождественские подарки в ее сумке, но даже на необычный кулон на груди сестры. И довольно скоро Анни почувствовала, как ее плечи расслабляются, и только тогда поняла, насколько она была напряжена.
Она дремала на кухонном диванчике, утомленная после сытного завтрака, состоящего из ржаного хлеба с маслом и сыром и свежесваренного кофе – окруженная близкими родными ароматами, которые словно были частью ее генетического кода, тем, на чем она выросла, ее «Я». Все вкусы и запахи были настолько знакомыми, что она поняла, насколько же ей их не хватало в большом городе, лишь когда снова их ощутила. В Стокгольме можно найти что угодно – кроме свежего ржаного хлеба, испеченного руками Сири, это точно.
Анни лежала на кухонном диванчике и разглядывала комнату, дом, который