– Я и не знал, что вас так много.
– Точно. Нас двенадцать. Или четырнадцать. Это смотря как считать.
– Расскажи.
И Лаури рассказал. Обо всех. За все это время Алекс не проронил ни слова, лишь сидел, откинувшись на спинку дивана, и потягивал вино. Лаури несколько раз прерывал свой рассказ, чтобы убедиться, что он не уснул. Но каждый раз Алекс делал жест рукой – небольшое круговое движение пальцами, словно он держал сигарету – мол, продолжай, ради Бога, продолжай. Когда Лаури кончил рассказывать ему обо всех братьях и сестрах, живущих и умерших, о родителях и ферме, Алекс снова поднял на него взгляд.
– И что же мне теперь делать? Поехать туда?
– Нет! Я вовсе не думаю, что ты должен это делать. Это не поможет тебе завоевать ее сердце.
Лаури представил Алекса в кожаном пальто и замшевых ботинках на занесенных снегом проселочных дорогах. Его пробрал смех.
– Я думаю, ты должен дать ей немного личного пространства. Подожди, пока она сама не вернется к тебе.
Алекс погрустнел.
– Не знаю, смогу ли я.
Лаури что-то невнятно замычал, его утомил этот разговор, он устал, что вечно все всегда крутится вокруг Анни. Даже когда ее нет рядом – все равно, все только и говорят о ней. Он поднялся и поставил пластинку «Super Trouper». Сделал под музыку несколько танцевальных па, осторожно и стыдливо виляя бедрами. Алекс этого даже не заметил, все сидел и думал, о ней, об Анни. Лаури вздохнул и шмякнулся обратно на диван. Какое-то время они сидели в тишине, курили и пили вино, пока снаружи сгущались сумерки и фортепьянные аккорды плавали по комнате, навевая красивую меланхолию. Чистый женский голос неожиданно поразил Лаури прямо в сердце, он почувствовал себя нехорошо.
Tell те does she kiss, like I used to kiss you?
Does it feel the same when she calls your name?[9]
Лаури не знал, откуда взялся в нем этот внезапно проснувшийся инстинкт разрушать, уничтожать те красивые вещи, что попадались ему на пути. Быть может, это было что-то врожденное, что-то в крови? Он уже умел, несмотря на свой юный возраст, напиваться до частичных провалов в памяти, – состояние, в котором он время от времени оказывался, когда приходил в себя после черных снов, где он видел самого себя совершающим поступки, от которых волосы вставали дыбом, поступки, которые, он знал, были заложены в нем, но которые, будучи трезвым или менее пьяным, ему бы даже в голову не пришло совершить.
Этой ночью с ним творилось нечто подобное. Только не во сне, а наяву.
Лаури ощущал, как собственная аура привлекательности буквально обволакивает его, и он чувствовал, что Алекс хочет, пусть не его, но какую-то его часть точно – он хочет получить доступ к Анни, а у Лаури это было, и это заставляло его почувствовать себя желанным.
Алекс заснул на диване, не отдавая себе отчета в том, что обнаружил на краткий миг просветления затуманенного алкоголем сознания, как Лаури едва удержался, чтобы не заняться с ним оральным сексом, с ним, с Алексом, отцом ребенка его сестры. Лаури поднял голову, но голова мужчины