– Мне уйти? – добавил он после паузы, видя, что Маргарита и не собирается отвечать на его приветствие.
– Пожалуй, это было бы лучше всего, – холодно ответила она. – Нам с вами, месье Шовелен, вряд ли есть о чем говорить друг с другом.
– Воистину вряд ли, – тихо согласился он. – Победителю и счастливцу всегда не о чем говорить с побежденным и униженным. Однако я надеялся, что у леди Блейкни на вершине ее триумфа найдется немного места для сострадания и прощения.
– Не думаю, что вам, месье, нужно от меня что-либо из этого.
– Сострадания, может быть, и нет, но прощения…
– Если вам это необходимо, то ради бога, считайте, что вы его получили.
– После того как я проиграл, вы могли хотя бы попытаться забыть об этом.
– Это выше моих сил. Но можете мне поверить, я больше не думаю о том зле, которое вы собирались мне причинить.
– Но я проиграл, – запротестовал он, – и, кроме того, я не хотел причинить вреда вам.
– Нет, но тому, кого я люблю и о ком беспокоюсь, месье Шовелен.
– Я должен был служить моей стране всеми силами. Я не хотел причинять вреда вашему брату; он теперь в Англии и в полной безопасности. А Сапожок Принцессы был для вас ничто.
Она попробовала угадать в его словах скрытое значение. Предчувствие предупреждало ее, что этот человек во все времена может быть для нее только врагом. Однако он казался теперь таким сломленным и униженным, что презрение к его уничижительному поведению из-за понесенного поражения окончательно изгнало из ее сердца чувство страха.
– Но даже этой таинственной персоне я не смог причинить никакого вреда, – продолжал Шовелен все с тем же унижением в голосе. – Сэр Перси Блейкни, как вы помните, перепутал все мои карты, конечно же, совершенно непреднамеренно… Я проиграл, а вы победили. Удача мне изменила, и наше правительство предоставило мне ничтожную должность за пределами Франции. Я наблюдаю здесь за интересами находящихся в Англии французских подданных. Миновали дни моей власти. Падение мое окончательно. Но я не ропщу, ибо я проиграл битву умов… но я проиграл… я проиграл, я проиграл… Теперь я почти изгнанник и почти лишен милости. Вот какова моя история на сегодняшний день, леди Блейкни, – заключил он, сделав еще один шаг по направлению к ней. – И вы должны понять, что если вы вновь протянете мне руку, то это будет великим утешением, и если вы позволите мне почувствовать, что никогда более у вас не возникнет желания меня видеть, то все же вашей женской теплоты хватит на то, чтобы заставить сердце простить меня и, может быть, даже сострадать мне.
Маргарита заколебалась. Она уже готова была подать ему руку, тем более что ее горячая импульсивная натура была склонна к доброте, но чутье продолжало еще сопротивляться; это странное чутье, которому она опять отказывала во взаимности. Да и чего ей бояться ничтожного, скрюченного червяка, который не может даже достойно перенести поражение? Что плохого он может сделать ей или тому, кого она любит? Ее брат в