Сказав это, Герхард Блюме решительно вышел из комнаты, оставив штурмбанфюрера в полной растерянности.
– А как же чай? – входя в комнату с самоваром, осведомилась Валя. – Ваш гость вернется?
– Nein! – резко ответил Штольц.
– Что-то произошло? – испугавшись, тихо проговорила молодая женщина, ставя самовар на стол.
Немец подошел к ней и, схватив ее за локти, произнес:
– Бежать, ты должна бежать. Беда приходить в деревню. Это есть страшные люди. Они есть убийцы. Они не жалеть никого. Они стрелять людей, словно скот… Бежать! Ты слышать? Бежать! Немедленно!
– Бежать, но куда? – разволновалась Валя. – У меня дети… куда я пойду с ними?
– Неважно! Но бежать. Подальше! Ты должна прятаться! Собирать детей! Торопись!
– Das Auto ist fertig, Sturmbanführer14, – отчеканил вошедший солдат. – Wir können schon losfahren15.
– Ja, na klar16, – кивнул головой Штольц и, не оборачиваясь, вышел из комнаты.
Валентина стояла в растерянности, не зная, что ей предпринять. Схватить детей и бежать? Но куда? А вдруг Клаус наврал ей? А вдруг решил проверить ее? А вдруг кто-то рассказал ему о том, что она – жена коммуниста. «Ладно, подожду, посмотрю, что будет дальше».
А события с приездом карательного отряда и оберфюрера СС Герхарда Блюме развивались очень стремительно. После отъезда штурмбанфюрера солдаты начали выгонять всех жителей из домов плетками и сгонять их на площадку перед сельсоветом. Затем, отобрав восемь юношей, солдаты вручили им лопаты и погнали копать траншею за деревней. Местные жители переглядывались в недоумении, еще не зная, что задумали сотворить стервятники Гиммлера.
– Я хочу знать, – начал переводчик, приехавший вместе с Блюме, – есть ли в вашей деревне евреи, коммунисты и партизаны?
Толпа замерла в нерешительности. Люди то и дело переглядывались, пытаясь понять, что пос–ледует за этим странным вопросом. Никто до конца не осознавал масштабов надвигающихся несчастий.
– Я повторяю вопрос: есть ли евреи и коммунисты? Помогаете ли вы партизанам?
– Да отродясь таких не видели, – буркнул наконец дед Михаил. – Мы простые крестьяне. Какое наше дело? Работать… что мы и делали, господин хороший.
Мужчина перевел слова Терентьевича офицеру. Тот медленным шагом двинулся к одному из детей и, ткнув хлыстом (с которым никогда не расставался) ребенка в грудь, задал вопрос:
– Hast du den Kommunisten gesehen?
– Ты видел коммуниста?
Ребенок страшно испугался и заплакал. Блюме повторял вопрос снова и снова,