В четыре часа она проснулась в поту. Во рту пересохло от жажды. Она накинула простыню и вышла на балкон. В небе тонкий месяц с одной звездой. Она вспомнила, что два дня не видела солнца. До подъема оставалось два часа.
Ирина легла на постель. Голова похмельно трещала, мышцы занемели. Она брезгливо ощущала сигаретный дым, кисловато-сладкий вкус водки, вина. В ушах заиграла музыка. И тут она ясно представила своего друга Алексея. Перед отъездом произошла неловкая размолвка после бурного зимнего романа. Она вспомнила свое первое желание, когда он поцеловал ее, прикоснуться рукой к его голове. Упругие черные волосы покалывали ее губы. Что с ней произошло – наваждение или действительно проснулась дремавшая любовь ушедшей юности, выплеснувшаяся в тридцать пять лет. Его чары сняли с нее все запреты. Она принадлежала ему, считая, что так и должно быть, а не иначе. Что она не нарушает никакого морального закона ни перед кем, тем более перед собой.
Однажды изможденная судорогами страсти, она лежала около его ног. Она прижималась к его ногам и думала, что хотела бы, чтобы ее увидел муж, как через стекло. Без его назойливых расспросов. Отчего она с другим. Что он сделал, что она в объятиях другого. За что она ушла к любовнику от него. Она точно знала, что именно такие занудные и беспомощные вопросы он будет задавать ей. Ирине не хотелось отвечать. Теперь она твердо решила для себя, что уйдет от него навсегда. Куда? Этот вопрос был для нее в данном случае второстепенный. Главное он был для нее чужой.
Она лежала на постели, сжимая в руках простыню, тело змеей извивалось между подушек. Слезы покатились из ее глаз. Если бы она не уехала, все оставалось бы по-прежнему, а теперь – нет.
Она возненавидела мужа. Действительно, почему? Почему он стал ей противен. Десять лет брака. Сейчас вся прежняя жизнь перечеркивается невидимой чертой. Ей захотелось кого-нибудь обвинить. Мужа. Дочь. Никто ее не понимает, что с ней происходит, себя она тоже не понимала. Ей муж стал противен так, что она не переносила запаха его тела. Его привычки есть и пить. Она ушла от него в другую комнату, где спала, свернувшись калачиком, одна. Прошла неделя, другая. Бойкот продолжался. Тогда он для храбрости выпил и силой попытался принудить ее к сожительству. Она кошкой расцарапала ему руки и грудь. Он, рассвирепев, ударил ее по лицу. Но она не заплакала. И он почувствовал свое полное бессилие перед ней. Плакала дочь. Он выскочил разгоряченный на мороз без куртки.
Несколько дней после этого события было самое тягостное молчание. Потом его слова прощения. Слезы. Она тогда не знала, как отомстить за унижение перед силой. Первая месть была в ее безмолвном теле, когда он упал, задыхаясь и обливаясь рядом, трепетно поглаживая ладонью ее живот. Тело ее было онемевшее и холодное. «Что ты лежишь как бревно?», – проговорил он. Она повернулась к нему спиной. Ей это принесло огромное удовлетворение.
В