Не вспомню точно, сколько лет я так прожил.
Хотя мы друг с другом не разговаривали и даже не сталкивались лицом к лицу, Маэл и Авикус стали моими незримыми спутниками. И я чувствовал себя в долгу перед обоими, поскольку они очистили Рим от пришлых чужаков.
Ты уже понял, что я не проявлял интереса к событиям, происходившим в правящих кругах империи.
Но в действительности судьба Рима меня страстно волновала, ибо империя олицетворяла для меня цивилизованный мир. Я все же оставался римлянином и, будучи ночным охотником и грязным убийцей, в остальном вел цивилизованный образ жизни.
Наверное, я, как и многие старые сенаторы, считал, что бесконечные драки между императорами рано или поздно утрясутся сами собой, что появится великий человек, обладающий силой Октавиана, и объединит мир.
Между тем армии охраняли границы, сдерживая угрозу со стороны варваров, и раз уж право выбора императора принадлежало армии, то так тому и быть. Главное – целостность империи.
Христианство распространилось повсюду, и это приводило меня в полное недоумение. Для меня оставалось великой тайной, как заурядный культ, причем зародившийся не где-нибудь, а в Иерусалиме, смог вырасти в религию такого масштаба.
Успехи христианства изумляли меня еще в Антиохии – и само учение, и процветание религии, несмотря на бесконечные споры между ее почитателями и зачастую полное расхождение во взглядах.
Но Антиохия, я уже говорил, дитя Востока. А капитуляция Рима перед христианством не снилась мне и в самых страшных снах. Адептами новой религии становились не только рабы, но и люди благородного происхождения, занимавшие весьма высокое положение в римском обществе. Преследования не возымели никакого эффекта.
Перед тем как продолжить, я, если не возражаешь, повторю то, что отмечали и другие историки: до наступления эры христианства весь древний мир жил в религиозной гармонии. Никто не преследовал людей за принадлежность к иной вере.
Греки и римляне приняли даже иудеев, не желающих ни с кем объединяться, и позволили им практиковать чрезвычайно антисоциальные религиозные обычаи. Во всем мире царили терпимость и согласие.
В такой обстановке прошла вся моя смертная жизнь, и, впервые услышав проповеди христиан, я решил, что их религия не имеет шансов на выживание. Она возлагала на последователей слишком большую ответственность, запрещала им обращаться к богам, почитавшимся в Греции и Риме, и потому я был уверен, что эта секта исчезнет сама по себе.
К тому же христиане никак не могли прийти к единому мнению относительно того, во что же они все-таки верят. Я не сомневался, что они попросту перебьют друг друга, а масса выдвинутых ими идей – не знаю даже, достойны ли они так называться – в конце концов просто забудется.
Но ничего подобного не произошло, и в четвертом веке Рим наводнили христиане. Свои магические церемонии