В сияющем свете мне показалось, что кожа моих царственных подопечных стала бледнее. Теперь, спустя столетия, я понимаю, что был прав: они быстро исцелялись от страшных солнечных ожогов.
В тот раз я очень пристально следил за выражением лица Энкила, ибо слишком хорошо сознавал, что не испытываю по отношению к нему особой преданности, и понимал всю неразумность такого поведения.
Когда я – в то время юное, пылкое создание, воспламененное просьбой Акаши вывезти их из Египта, – впервые увидел их, Энкил преградил мне путь к царице.
Потребовалось немало усилий, чтобы заставить его вернуться на место и принять прежнюю позу. В тот решающий момент мне помогла Акаша, но оба они двигались неестественно медленно, отчего мне даже стало жутковато.
Это случилось триста лет назад, и с тех пор Акаша пошевелилась при мне только однажды: она протянула руку, чтобы призвать к себе Пандору.
Благословенна Пандора, удостоенная царственного жеста! Я помнил его все эти долгие годы.
Интересно, а что на уме у Энкила? Ревнует ли он, когда я обращаю свои молитвы к Акаше? Или, может быть, он вообще ничего не сознает?
Как бы то ни было, я безмолвно поклялся царю в вечной преданности и пообещал, что бы ни случилось, всеми силами защищать его и царицу.
Я не сводил с них глаз и в конце концов окончательно утратил способность рассуждать.
Я дал Акаше понять, как почитаю ее и какими опасностями чреват каждый мой приход, объяснил, что никогда я не оставил бы святилище в запустении по собственной воле и только из соображений безопасности так долго держался в стороне. Давно нужно было прийти и начать расписывать стены или выкладывать их мозаикой. Надо сказать, что в смертной жизни я не обладал художественными талантами, но благодаря вампирским способностям вполне сносно сумел украсить святилище царственной четы в Антиохии.
Но здесь Акашу и Энкила окружали лишь голые побеленные стены, и только цветы, которые я в изобилии принес с собой, хоть как-то оживляли обстановку.
– Помоги мне, царица, – молился я.
И тут, пока я объяснял, что рядом с теми, кого случайно встретил на своем пути, чувствовал себя абсолютно несчастным, мне в голову вползла ужасная, но вполне очевидная мысль: «Авикус никогда не станет моим спутником. Просто потому, что я не имею права иметь таковых. Ибо любой, кто умеет читать мысли, вскоре узнает тайну Тех, Кого Следует Оберегать. А потому глупо и бессмысленно было предлагать кров Авикусу и Маэлу. Я обречен на одиночество».
Меня