Над лесом стояли столбы дыма – горели вёски в закатной стороне, совсем недалеко отсюда. Тянуло гарью, горьковатый дым щекотал нёбо, свербело в носу.
Полоцкая дружина несколькими конными полками стекалась к опушке, где хлопал на осеннем промозглом ветру стяг Всеслава.
Молодой полоцкий князь стоял у самой опушки на невысоком пригорке, а за спиной двое воев держали под уздцы княжьего коня, черного, как смоль, Воронка. К Всеславу то и дело подлетали всадники-вестоноши, не спешиваясь, что-то говорили, выслушивали ответные указания, коротко кивали, заворачивали коней и уносились прочь – передать княжью волю полкам.
На кривскую землю в который уже раз за четырнадцать лет княжения Всеслава пришла война.
Литовская рать шестью полками перешла межу, сожгла межевой острог и, рассыпавшись в зажитье, зорила погосты и вёски кривичей. Две сотни межевой стражи, чудом уцелев при защите острога, отступали на северо-восход, к Полоцку, щипая по лесам отдельные литовские сотни.
Всеслав уже знал о набеге всё.
То, что литовская рать насчитывает не меньше полутысячи воев.
То, что литву ведут сразу шестеро князей, и особого согласия меж ними нет (прямо как у нас на Руси! – усмехнулся про себя Всеслав, прослышав про это).
То, что оружны литовские вои похуже кривских. Доспехи даже в княжьей дружине у большинства стёганые (а у многих и доселе доспехи из роговых, копытных да костяных пластин, нашитых на кожаные, суконные и полотняные свиты), кольчуги только у князей да старейшин.
То, что в поход литовские князья привели в основном молодёжь – погулять да войскому делу поучить – во всей рати бывалых воев едва сотни две наберётся. С самими князьями вместе.
Поэтому Всеслав никакого страха не испытывал – только уверенность. В его дружине к опушке собралось уже три сотни воев, а следом поспешали ещё два полка – тоже не меньше трёх сотен – ведомые пестуном, воеводой Бренем.
Попала литва, как кур в ощип.
Последнюю мысль Всеслав невольно повторил вслух. Хорошо повторил, со вкусом, чуть ли губами не причмокнул.
– Это точно, княже, – тут же подхватил кто-то за спиной. Не угодливо подхватил, а потому, что князь сказал верно.
Всеслав покосился через плечо – Несмеян, вестимо, рыжий оторвиголова. Как и велело его назвище, никто никогда не видел, чтобы Несмеян смеялся. Он и улыбался-то редко, и шутил так же.
– Что, Несмеяне, не терпится? – усмехнулся князь коротко, показав клык.
– А и не терпится, княже, – признался вой простодушно. – До зела душа болит глядеть, как они по нашей земле ходят свободно.
– Ничего, – заверил Всеслав. – Недолго уже осталось, вот только ещё одного гонца от наставника дождёмся…
Беспокоило совсем иное – оставил Бранимиру на сносях, на девятом месяце. По всем бабьим приметам выходило, что будет опять сын. Казалось бы, и беспокоиться нечего, а всё ж грызло Всеслава беспокойство.
Гонец