– Не, это я. Посмотреть хотела, – простодушно призналась мама.
– Грудь болит, – проговорила Ирина, глядя на апельсинчики.
– А тебе цитрусы нельзя, молоко будет кислым, – проследив за взглядом дочери, произнесла мама. – По телевизору говорили!
– Ну, Ясенька, проголодалась? – Ирина принялась выпутывать маленькую дочку из одеяльного кокона. – Давай маминого молочка попьем, а то у меня грудь лопнет!
Иринина мама посмотрела испуганно на дочь.
– Она теперь столько не выпьет! Да и не надо ей столько! Ты ж посмотри, как их распирает! Сцеживать надо! Езжай в Киев, деньги зарабатывай! Куда тебе столько молока!
Ирина тяжело вздохнула. Сдвинула подарки от Егора на край кровати, а сама улеглась на бок, спиной к маме, а грудью к Ясе.
– Ну давай, давай, маминого молочка попей! – упрашивала она Ясю.
Но Яся, казалось, никакого интереса к оголенному соску матери больше не испытывала.
26
Киев. Улица Воровского. Квартира номер 17
Чаепитие у Дарьи Ивановны неожиданно превратилось в легкий обед. Это когда они с Вероникой выпили по две чашки чая с лимоном и съели по пирожному. Дарья Ивановна снова отправилась на кухню поставить на огонь чайник, оставив Веронику одну в гостиной.
А Вероника, оглядевшись, отметила отсутствие портретов покойного мужа хозяйки и присутствие хорошего вкуса у нее же во всем, что касалось мебели и интерьера. Да и одета она была со вкусом, хотя и не по-домашнему. Вот Вероника никогда не ходит по квартире в деловом костюме, а Дарья Ивановна себе такую вольность позволяла. Но опять же, ее деловой костюм с зауженной в коленях юбкой и с приталенным жакетиком, и все это цвета бордо, не входил ни в малейшее противоречие с обстановкой комнаты. Кожаные диван и два кресла нежного коричневого цвета, журнальный столик по центру. На нем вазочка с букетом красных роз. И тут же две фарфоровые чашки с блюдцами и такой же чайник. И в чашках, и на чайнике – красные розы. Только помельче, чем те, которые в вазе. Комодик, на котором тикают массивные часы. Часам уже лет пятьдесят, а то и больше. На подоконнике – вазоны с зеленью, и в углу у батареи – деревянная кадка с лимонным деревом. Над комодиком – портрет самой хозяйки. Холст, масло, дорогая рама.
Странно, но Веронике вдруг пришло на ум, что в этой комнате нет ни единого следа мужчины. Словно здесь его никогда и не было.
А Дарья Ивановна тем временем вошла с большим блюдом, на котором геометрически правильными ломтиками лежали сыр, ветчина и бутербродики с семгой.
– Время обеденное, – проговорила она, опуская на журнальный столик блюдо. – А мы все чай да чай!
Она уселась напротив Вероники на диван.
– Я вам так благодарна! У меня столько дел, столько мыслей, а тут венок надо снимать на выходные… Вы же потом домой?
Вероника кивнула.
– Так вы его не оставляйте. Сейчас темнеет рано. Думаю, что никто не заметит, если вы его на обратном пути