– Как вы его!.. здорово!.. – закончив возиться с каплуном, повторил Робин.
– Кого?
– Его, – мальчишка кивнул на покосившийся пень, служивший Марвину манекеном. – Насмерть!
Марвин усмехнулся:
– Живой противник не стоял бы… пнём. И дрался бы я с ним иначе.
– Всё равно побили бы!
– Конечно, – улыбнулся тот – его забавляла непосредственность мальчишки, временами совершенно неожиданно сменявшая робость.
– Я бы тоже так хотел, – тоскливо сказал Робин.
– Я говорил уже – сбрось сотню фунтов, и сможешь.
– Не смогу, – помрачнел парнишка. – Я всегда такой был… ну, неуклюжий… как баран. Мне батюшка ещё сказывал.
– Так переубедил бы батюшку. Заодно и цель!
– Батюшка умер, – совсем уже понуро сказал Робин.
Марвин кивнул, с наслаждением впился зубами в хрустящее корочкой заячье мясо, прожевал, потом сказал:
– Бывает. В бою пал?
– Нет, – ответил Робин и замолчал. Марвин видел, что тема эта ему не слишком приятна, и не стал настаивать. Ему вообще не очень хотелось говорить – чуть подустал за день, да и ночь была уж больно хороша. Он представил, как славно сейчас сиделось бы у походного костра среди боевых товарищей, за рьяными обсуждениями дневной битвы, и тоскливо вздохнул.
– В бою пасть – это счастье, – мечтательно произнёс он. – Если и есть смерть лучше иной жизни, то такая.
– Не знаю, – нерешительно отозвался Робин, крутя в толстых пальцах каплунью ножку. – Как по мне, жить хорошо…
– Дурак, – беззлобно сказал Марвин. – Видал вон того лысого, в таверне? Чуть что, перед благородными башкой об пол? Так жить – хорошо?
– Хорошо, – пробурчал Робин, – только б не умирать.
– Ясно теперь, почему ты только сын сэйра, а не сэйр, – сказал Марвин. – Хотя, впрочем, и для сына сэйра твои слова – позор.
Робин вскинулся, поднял на Марвина глаза – неожиданно красивые, большие и карие, такие скорее подошли бы знойной девице, чем неуклюжему толстяку.
– Нам к позору не привыкать, – вполголоса проговорил он и отвёл взгляд.
Марвин задохнулся от возмущения.
– Ну ты даёшь, парень! К позору невозможно привыкнуть. И нельзя этого делать! Когда ты привыкаешь к позору – ты уже и не жив… пусть даже хотя бы как тот трактирщик. Крыса и та – живее.
– А что делать, если выбора нет?
– Выбор всегда есть. Можно умереть, например. Или убить, это намного лучше. Но уж точно не привыкать.
– Вот вам, сэйр Марвин, говорить легко, – помолчав, тихо сказал Робин, и Марвин оторвался от еды, отчего-то неприятно задетый его словами. – Вы такой… ну… сильный, смелый… Вам легко про позор говорить. Вы ж ничего про него не знаете.
Губы Марвина дрогнули – но что ему было на это сказать?
– А не все такие… смелые, – не глядя на него, продолжал