Оставалось пятнадцать минут жизни.
Я почувствовал, что у меня дрожат руки.
В кафе зашли две девчонки, заказали по пятьдесят граммов ликера.
– Только быстро, – предупредила их «кофейница». – Я сегодня раньше закрываюсь – у сына день рождения.
Я снова глянул на часы – без двенадцати шесть.
Допил кофе и взял еще одну половинку.
– Чего это у тебя руки дрожат? – спросила «кофейница». – Перебрал вчера?
Я кивнул, не желая участвовать в ее участии.
– Тебе не кофе надо, а чего покрепче, – посоветовала она. – Возьми «Кеглевича»!
– Денег нет.
– Тебе в кредит дам, – сказала она и налила мне сто граммов.
– Спасибо, – я взял кофе и сто граммов и вернулся за свой столик.
Было без пяти шесть, когда «кофейница» занервничала и стала всех торопить и выпроваживать. Мужики допили водку и без пререканий гурьбой вывалили на улицу. Из второго зала тоже вышли всякие люди в подпитии.
Я смотрел примерзшим взглядом на открытые двери, в которые все выходили, но никто не входил.
– Ну давай, не задерживай! – «Кофейница» стояла рядом, надо мной.
Я оглянулся – кроме меня и ее, в кафе больше никого не было.
– Я к тебе по-человечески, и ты тоже, пожалуйста, будь человеком, – дружелюбно говорила она. – У меня Васе сегодня восемнадцать. Надо успеть салаты сделать…
Я кивнул, доглотнул «Кеглевича», запил последним глотком кофе и пошел к выходу.
Уже «выплыв» лицом на улицу, я столкнулся с парнем в короткой кожаной куртке. Он хотел войти.
– Все! – крикнула ему «кофейница». – Закрыто.
Пропустив его на порог кафе, я отошел в сторону и с улицы слушал их разговор.
– Ну хотя бы сто граммов! – просил он.
Часы я сжимал в ладони. Было темно, и я вряд ли бы разглядел местоположение стрелок, но почему-то была у меня уверенность, что именно в эти секунды наступает шесть часов вечера. И действительно, откуда-то сверху донеслись удары настенных часов.
Я медленно шел назад, на Контрактовую. Я шел и слышал шаги идущего позади меня человека. Может, это был именно он? Может, именно с ним я столкнулся лицом к лицу на выходе из кафе?
Мое состояние можно было сравнить только с пронизывающей немотой. Не было ни огорчения, ни облегчения. Только страх при каждом услышанном шаге идущего позади меня человека усиливался. Я хотел, но боялся оглянуться.
Уже выйдя на освещенный поворот трамвайной линии, я оглянулся, но сзади никого не было.
Страх пропал, но пропали вместе с ним и все чувства. Снова воцарилась, разлилась по всему моему