Аэлис растерянно моргала.
– Боюсь, я не успеваю следить за ходом вашей мысли, – призналась она.
– Потому что трудно проследить за нитью паутины, – пробормотал аббат почти про себя. – Паутины, тщательно сплетённой безвластным королём, чтобы защититься от ударов тех, кто хотел бы сломить его. Так заключают мир и развязывают войны: с мечом в одной руке и брачными узами в другой. И в то же время Генрих Плантагенет тоже слаб. Разве может быть силен король, вынужденный глядеть во все глаза на четыре стороны света, чтобы убедиться, не изменили ли его вассалы? На севере – его собственная земля, Англия, но и там Шотландия и Уэльс то и дело затевают мятежи. И двух лет не прошло, как он подавил один, и, хотя его сын Иоанн Безземельный там наместник, на всю страну можно ручаться за верность королевской семье всего лишь четырёх городов. К югу – бароны его своевольной супруги; как и она сама, Аквитания не в восторге от власти Плантагенета. На западе – беспокойные бретонцы, всегда готовые воевать; а на востоке – интриги графа Фландрского, пытающегося натравить всех остальных баронов королевства на того, кто ему не по вкусу. Нелёгкие времена и для королей, и для их вассалов.
– Но при чём тут я? – лекция аббата начинала утомлять Аэлис. – Что мне за дело до интриг сильных мира сего, когда мой отец при смерти и всего в одном дне пути отсюда? И кому дело до хозяев замков?
– Никому бы и не было дела, если бы Сент-Нуар и Суйер не граничили и с империей Плантагенета, и с землями, подчинёнными Людовику, – воскликнул Гюг Марсийский с той же страстью, с какой прежде обезглавливал неверных у врат Иерусалима. Заворожённая блеском его глаз, Аэлис взяла свой бокал обеими руками и сделала большой глоток. Аббат, казалось, не видел её. – Никому бы не было дела, если бы судьба не распорядилась так, что Сент-Нуар и Суйер без конца воевали, и эта вражда оказывалась так выгодна всем, ведь они обращались за помощью то к одной, то к другой стороне. Никому бы не было дела, если бы между