– Какое, сэр?
Профессор улыбнулся, и глаза за очками-полумесяцами заблестели.
– Роберт, мой мальчик, прошу: никаких больше «сэров». Ты можешь называть меня Джоном или… – Он смущенно кашлянул. – Или даже папой, если хочешь. Мы же почти семья. Об этом я и хотел поговорить… С практической точки зрения… То есть… Я много думал о твоем положении с тех пор, как твой папа… с тех пор, как погиб Тадеуш… и пришел к выводу, что для всех нас, для Лили и для тебя, будет лучше… если я… если я тебя усыновлю. Что скажешь?
Усыновлю.
Роберт даже вздрогнул – так неожиданно было это предложение. Он до сих пор еще не свыкся с новой жизнью в поместье Бракенбридж. А если его усыновят, ему придется всегда вести такую жизнь…
Джон, Лили, да и все остальные так добры к нему. И дом у Хартманов замечательный… Но, судя по тому, что с ними всеми приключилось, жизнь непредсказуема и может круто перемениться в любой момент… Не разумнее ли будет оставить все как есть?
Роберт открыл рот, собираясь ответить, но Джон жестом остановил его.
– Можешь не отвечать сразу. Я поговорю с юристом в Лондоне, и тогда, если ты решишь стать частью нашей семьи, мы подготовим нужные документы.
Профессор облегченно выдохнул, будто наконец сказал все, что хотел.
Роберт не знал, что ответить. Слова вертелись у него на языке, но он не мог их произнести, не мог заполнить звенящую тишину. Он очень любил профессора – так же сильно, как и Лили. Они действительно почти семья. Но слишком уж заметна эта стена между ними – это почти.
– Понимаете, сэр… – начал Роберт и сразу же запнулся, вспомнив, что мог бы назвать его просто Джоном. – Я… Я бы хотел, чтобы вы меня усыновили, но… Но я все еще не смирился с потерей папы. Я не хочу показаться неблагодарным, просто…
Мальчик не знал, что добавить, и боялся ляпнуть грубость. В глубине души он хотел, чтобы Джон стал его отцом, а Лили – сестрой. Но в то же время ему казалось, что этим он бы предал своего папу. А внутренний голос и вовсе ехидно спрашивал: «А вдруг вернется мама? Что ты тогда будешь делать?»
Становиться членом другой семьи как-то неправильно. Куда лучше было бы просто вернуть прежнюю жизнь. Да, Роберт злился на Селену за то, что она бросила его, ушла, не попрощавшись, и до сих пор так и не связалась с ним… Но он – ее сын. И сын своего отца. Роберт не мог его отпустить – по крайней мере сейчас.
Да, мама, видимо, давно уже приняла свой выбор и не хотела его видеть. Они чужие друг другу люди, и, даже если бы Роберту удалось ее найти, семьей бы они не стали. Но он должен продолжать поиски, должен узнать, почему она ушла, должен рассказать ей о том, что случилось. Дать ей последний шанс изменить свое решение или хотя бы услышать ее версию произошедшего. Узнать, как они с папой познакомились, и получить ответы на вопросы, которые остались после его смерти. А пока Роберт представлял себя механизмом без шестеренок – как жить, если внутри так пусто?
Нет, он не примет предложение