– Уайрман говорит, что вы как-нибудь придете и почитаете мне, Эдмунд. Это правда?
Иногда приходится принимать решения мгновенно, и тогда я его принял. Решил не смотреть на Уайрмана, сидевшего слева от Элизабет. Проницательность, которую она продемонстрировала у стола с фарфоровыми статуэтками, уходила, даже я мог это заметить, но я подумал, что осталось ее еще очень и очень много. Взгляд, брошенный на Уайрмана, подсказал бы Элизабет, что для меня ее просьба – новость, и она бы огорчилась. А я не хотел ее огорчать. Отчасти потому, что она мне понравилось, а кроме того, я подозревал, что на ближайшие год-два жизнь заготовила ей достаточно огорчений. И скоро она станет забывать не только имена.
– Мы об этом говорили.
– Может, вы прочитаете мне одно стихотворение сегодня. По вашему выбору. Мне так этого недостает. Я могу обойтись без Опры, но жизнь без книг скудна, а без поэзии… – Она засмеялась. В смехе слышалась растерянность, от которой у меня защемило сердце. – Все равно что жизнь без картин, или вы так не думаете? Не думаете?
В комнате вдруг стало очень тихо. Где-то тикали часы, но более я ничего не слышал. Уайрман мог бы что-то сказать, но молчал. Элизабет временно лишила его дара речи, невинный трюк, когда дело касалось этого hijo de madre[71].
– По вашему выбору, – повторила Элизабет. – Или, если вы действительно сильно задержались, Эдуард…
– Нет, – ответил я. – Нет, все нормально. Я никуда не тороплюсь.
Книга называлась просто «Хорошие стихи». Составил ее Гаррисон Кайллор, который, если бы баллотировался, возможно, стал бы губернатором в той части Америки, из которой я перебрался во Флориду. Я открыл книгу наобум и попал на стихотворение некоего Фрэнка О’Хары[72]. Короткое, то есть уже, по моему разумению, хорошее. Я начал читать вслух:
Ты помнишь, какими мы были тогда
Первоклассными?
И сочный день приветствовал нас яблоком, зажатым в зубах.
Нет смысла переживать, что Время прошло.
Но тогда у нас водились тузы в рукавах,
И мы проходили крутые повороты, смеясь.
Тогда мы могли питаться зеленой травой на лугу,
Не глядя на стрелку спидометра, мимолетом, несясь в вышине.
А для вечерних коктейлей нам хватало льда и воды…
Вот тут со мной что-то произошло. Голос дрогнул, слова стали расплываться, будто слово «вода», слетевшее с губ, способствовало ее появлению в глазах.
– Извините. – Я вдруг осип. Уайрман озабоченно посмотрел на меня, но Элизабет Истлейк улыбалась мне. Словно очень хорошо меня понимала.
– Все нормально, Эдгар. Поэзия иногда действует на меня точно так же. Истинных чувств стыдиться не нужно. Мужчины не симулируют судорог.
– Не прикидываются страдальцами, – добавил я. Голос мой, похоже, принадлежал кому-то еще.
Она ослепительно