У блиндажа командного пункта дивизиона стояли офицеры. Это были начальник штаба Ерёмин и замполит Кравченко.
Ходоренко поздоровался с подчинёнными и первым вошёл в блиндаж.
– Садитесь товарищи. Ерёмин, докладная записка в дивизию готова? Хорошо. А проект приказа? Давайте сюда.
Командир дивизиона взял документы, углубился в чтение.
– Так что – на сегодня убитыми значатся 20 человек?
Начальник штаба попытался привстать. Комбат махнул рукой, дескать, сиди.
– Да, вчера ещё двое бойцов из второй батареи погибли. Все погибшие похоронены. Захоронение рядом с медсанбатом дивизии. Хорошая там площадка, земля песчаная, сухо. Старшина отделения питания и бойцы первого взвода ПТР работали. Извещения на всех написаны, там и адрес захоронения указан. Вот они, подпишите. Да. Пополнение обещали через три дня прислать, а завтра уже лошадей пригонят и орудия, правда, пять всего, но обещали не задерживать поставку. Такие вот дела, командир. Как рука?
Майор встал, поморщившись, поправил бинт, удерживающий руку на весу, прошёл вдоль стола. Подошёл к замполиту.
– Видишь, Николай Сергеевич. Вроде всё по уму. Люди погибли – похоронили, лошадей потеряли, завтра другие будут, пушки подвезут. Всё по уму. Но мы будто о шахматах говорим: пешки туда-сюда, ладья упала и прочее.
Видно было – Ходоренко нервничает, наверно и рана зудит. Командир продолжил.
– Людей теряем. Две недели как пополнение получили, три десятка бойцов. Помню, улыбались парни, с настроением к нам прибыли. Помнишь, Ерёмин, Копнин рассказывал как «толмач» тот, что с поповской фамилией, говорил: «Спокойно тут у вас». Я его улыбку хорошо помню, добрая улыбка. Вот тебе и «спокойно». И было это ровным счётом две недели назад. Из тех тридцати бойцов – восемь в строю осталось. Что это – «пушечное мясо»? Это же люди, наши люди. Это мы их не уберегли, мы! Командиры!
Майор вновь замолчал. На его потемневшем лице забегали желваки.
– Я с командиром роты ПТР, Копниным, разговаривал, где, спрашиваю, расчёт Кузьмина? Петровича, где расчёт? Нет расчёта, докладывает, и на небо смотрит, мол, на небесах они. А что я родным напишу? Что? Не могу же я, советский командир, на небеса ссылаться. Шесть человек пропали без вести! Я понимаю, трижды немцы бороздили танками те окопы, где и Кузьмин был, и Попович, да и другие. Умом понимаю, но сердце болит. Нет их ни среди живых, ни среди погибших. Их просто уже нет. Может ли быть такое? Не должно такого быть.
Командир замолчал. Офицеры встали. Потупив взгляды, молчали. Это была минута. Да. Всего минута. Но она была длинной и тягостной, то безмолвие было в память о погибших и без вести пропавших. А больше минуты жизнь для поминания не отпустила. Мгновения – и вновь всё вокруг кипело, надо было думать о живых. Готовить силы, готовить средства для дальнейших боёв. Впереди была Варшава. Дальше Германия, Берлин.
Впереди были трудные дороги к Победе.
Уходят фронтовики
Рассказ