– Верно, – подхватила Катя. – Наш дед служил в охране конвоев. Может быть, он даже был знаком с вашим.
– Может быть, – согласился я.
Мы улыбались друг дружке. Нервно поерзывали в креслах. Я посматривал на Машу, однако, встречаясь с ней взглядом, всякий раз отводил глаза в сторону – обычная для первого свидания игра в кошки-мышки. В запотевшем окне за спинами девушек едва-едва различались за рекой, которую уже вовсю сек дождь, пустые дорожки парка, Крымский мост, а за ним подсвеченный огромный, нелепый памятник Петру Великому, нависающий над рекой рядом с шоколадной фабрикой «Красный Октябрь».
Я задал девушкам несколько вопросов об их мурманском детстве. Конечно, там было трудно, сказала Маша. Мурманск – не Москва. Зато летом в нем светло круглые сутки, можно гулять среди ночи по лесу.
– И вот такое у нас тоже было! – сообщила Катя, указав на возвышающееся над парком Горького колесо обозрения. Она снова улыбнулась и показалась мне невинной, простодушной девушкой, полагающей, что колесо обозрения – это самый что ни на есть Диснейленд.
– Правда, оно было слишком дорогим, – сказала Маша. – Не очень-то покатаешься. Когда я была маленькой – в восьмидесятых, при Горбачеве, – то могла лишь любоваться им. Оно казалось мне таким прекрасным.
– А почему вы уехали оттуда? – спросил я. – Почему перебрались в Москву?
Я полагал, что ответ мне уже известен. Русские девушки из провинции по большей части приезжали в столицу с деньгами, достаточными лишь для того, чтобы прилично выглядеть в течение двух недель, каковые они проводили, ночуя у каких-нибудь знакомых – на полу – и подыскивая работу или, в идеале, мужчину, способного перенести их в другую жизнь – за железные, под электрическим током, ограды «элитного» Рублевского шоссе. Или же, если мужчина уже женат, способного поселить девушку в квартире, расположенной на одной из улочек близ Патриарших прудов, – это такой московский Хэмпстед, только единиц автоматического оружия тут гораздо больше, чем в настоящем, – посещать ее там раза два в неделю и оставить ей эту квартиру, когда девушка ему надоест. В те дни доведенные до отчаяния длинноногие девушки стали вторым после нефти основным национальным продуктом России. Их можно было заказывать через Интернет, сидя в Лидсе или Миннеаполисе.
– Семейные обстоятельства, – ответила Маша.
– Родители в Москву переехали?
– Нет, – сказала Маша. – Родители остались в Мурманске. А вот мне пришлось уехать.
Она произвела еще один жест – подняла руку и пощелкала себя пальцами по белой шее, – и этот я понял: пьянство. Общероссийское его обозначение.
– Ваш отец?
– Да.
Я представил себе скандалы, происходившие там, в Мурманске, слезы, зарплаты, пропивавшиеся в загулах, которые начинались прямо в дни получек, и маленьких девочек, прятавшихся в своей комнате и мечтавших о большом колесе, покататься на котором им не на что.
– Теперь, – сказала Маша, – в живых осталась одна только мама.
Я