– Потому что никому нет дела, – ответил Давид. – Смотри, чтобы не придавило.
– Ты вытащишь меня.
– Могу не успеть.
– Не можешь.
Эльза сменила отвертку на пассатижи.
– Саморез застрял, – сказала она. – Совсем долго тут сидит… Высверлить бы.
– Нельзя, услышат. И квоту электричества выработали на той неделе.
– Мы же ничего не использовали сверх меры.
– Я помню. Квоту сократили для всех. А мы с тобой за одного считаемся.
– Мне все еще не выдали паспорт. Не принимают за свою.
– Я четыре года охранял эти чертовы часы, и все еще не целиком свой, – напомнил Давид.
Он вытер бритву о тряпку, сложил ее, сунул в карман.
– Дай я покручу эту штуку, – предложил он. – Иди, прогуляйся.
– Меня загрузят перепрокладывать кабели.
– Значит, ты повысишь свои навыки в этом непростом деле.
– Оно не только непростое, оно скучное, – Эльза вздохнула, выползла из-под ящика.
– Да, помню, – усмехнулся Давид. – Ты у нас творческая натура.
Эльза продолжала сидеть, глядя на ящик.
– Мы поймем, как он работает, – пообещал Давид. – И нам будет что показать Иону.
– Тебе так нужна причина, чтобы его увидеть?
– Скорее, ищу повод отсюда уйти.
– Я уже ничего не ищу.
Эльза поднялась, положила отвертку на ящик.
– Мне здесь тесно, – сказала она.
– Тебе и в Датаполисе тесно будет.
– Ну уж нет, – помотала Эльза головой. – Больше никогда.
– «Никогда» – это очень долго.
– Открыть тебе секрет?
– Конечно, – согласился Давид. – Если они у тебя еще есть.
– У нас кончились шутки. Наши приколы по пятому разу пошли.
Эльза прошла мимо, закрыла за собой дверь – редкий элемент на Бориспольской – и пошла к дальней стене, снуя между сваленных тюков, коробок, узлов и всякого неформатного барахла. Станция выглядела так, словно готовилась к переезду, и это обещало растянуться на долгие месяцы, если не годы. Эльза старалась вести себя естественно, хотя понимала, что маленький рост, невзрачные лохмотья и вечно испачканные сажей руки не скроют ее отстраненности, переходящей в кажущийся испуг. Станция ее нервировала больше, чем перспектива выхода на поверхность. Несколько лет блокированной психики не прошли для нее даром – она мало что помнила об этом периоде, кроме путешествия с Ионом. Все, что было раньше, смешивалось в клубок обрывистых воспоминаний: лазарет Датаполиса, заботливые руки Татьяны, вкус почти пустого супа, напоминавшего тухлую воду, и постоянный, давящий на уши галдеж столицы. Девушка, насколько могла, пыталась забыться в работе, и в редкую свободную минуту изучала устройство ящика Мафусаила.
Генератор торсионного шума. Пусть это и не конкретно тот же ящик, которому