Избранные. Городская фантастика. Алексей Жарков

было, привстал, но тут же снова опустился на грядку.

      – Ты чего? – не понял его Юм.

      – Друг… это… – Шал запинался. – Прости… но ты уже, считай, труп. Так меня только лишь в повара отправят, а если с тобой побегу – ночным скормят.

      – Зассал, значит? – губы Юма скривились в уничтожающей улыбке презрения.

      – Я не хочу умирать, – Шал опустил голову.

      – Все вы здесь трусливые мрази, – шатун зло сплюнул. – Пердилы покорные, овцы и стукачи. Чтоб вас всех ночные тут разодрали! Будь вы людьми, пожгли бы дома эти сраные, наделали бы топоров с копьями – и в тоннель, на свободу.

      – Я не хочу умирать, – глухо повторил Шал.

      – Оставайся! Будешь кишки пацанам потрошить, их мясцо от костей отделять, котлетки лепить.

      Шал завыл, но с места не сдвинулся.

      – Говно ты раздавленное, – Юм развернулся и решительным шагом зашагал через грядки.

      – Постой! – услышал он за своей спиной.

      Шал, на груди которого болтался металлический кружок на цепочке, догнал его.

      – Я с тобой.

      – Откуда у тебя это? – Юм показал на талисман.

      – Прошлый шатун подарил. Сказал, что это меня спасёт.

      Погода смилостивилась над беглецами. Хмарь, укрывшая улицы пуховым одеялом, помогла добраться до места без приключений. Фаланга на седьмой уже отошла. Они едва успели пристроится в хвост отряда, следующего до шестого района. «Ничего, – сказал Шал, – оттуда недалеко».

      Город оказался больше, чем думал Безропотный. Уже вечерело, а фаланга, под окрики городовых, всё мерила и мерила множеством ног нескончаемо длинные улицы. После того, как она пересекла, наконец, границу шестого района, её остановили у широкого невзрачного здания, под карнизом которого значилась надпись: ГОСТИНИЦА.

      Опускалась ночь, которую ещё «неотсортированным» Умным Домом новичкам, требовалось где-нибудь переждать. Их заводили по двое. И когда дошла очередь до Юма и Шала, гостиница вдруг взорвалась сиреной.

      «Чужаки! Беглецы из четвёртого! Городовые! Схватить!», – завыло здание иерихонской трубой.

      Повинуясь инстинкту, они бросились прочь, в надвигающуюся черноту, не понимая, на что себя обрекают. Осознание пришло минуту спустя, когда, переводя дух, они обнаружили себя посереди совершенно пустой, тёмной улицы – фонари в городе были не предусмотрены.