– Ты же знаешь, что произошло.
– Да я же не о прошлом. О том, что я чувствую по отношению к вам обоим. Сейчас.
– А он – слушает? – Она кивнула. – И у него это серьезно? – Она ничего не ответила, и мне пришлось подыграть ей: – Если это не слишком старомодно звучит.
– Он чувствует себя виноватым… Перед женой.
Я не очень-то поверил в это, поскольку подозреваю, что чувство вины, как и порядочность, – слишком привлекательный и удобный предлог, чтобы не воспользоваться им к своей выгоде.
– А если в один прекрасный день он решит, что ни в чем перед ней не виноват?
– Ну, голову я пока не потеряла. Об этом речи нет.
Мы долго молчали. Я допил оставшееся в моем бокале виски; Каро так и не притронулась к своему.
– Он об этом должен был мне позвонить?
– Мы с ним обсуждали такую возможность. Он прекрасно понимает, что ты должен чувствовать.
– А ты?
– Сначала – нет, не понимала.
– Ты считаешь, у меня самого рыльце в пуху, не правда ли?
– При чем тут это? Никто об этом и не думает.
– В самом деле?
– Папочка, я вовсе не страдаю из-за того, что ты по-прежнему привлекателен как мужчина. Я понимаю, ты никак не можешь быть Эндрю.
– Что ты хочешь этим сказать?
– Я знаю, ты с презрением относишься к миру, в котором он живет. Но как отец он гораздо лучше тебя. – Она помолчала. – Может, просто потому, что он всегда рядом. И умеет ладить с мамой.
После довольно долгой паузы я сказал:
– Ты, кажется, полагаешь, что я презираю всё и вся, Каро.
– Ты надеешься, что каждый станет думать и чувствовать так же, как ты. – Она опять помолчала, потом добавила: – Да я ни в чем тебя не виню; ты, скорее всего, прав насчет Флит-стрит, но… – Она снова покачала головой.
Я не понял, винит она мою работу или мой характер; упрек был вовсе не нов, хотя никогда раньше стрела не падала так близко к цели. Единственное утешение, что за всем этим Каро, должно быть, скрывала какие-то собственные сомнения.
– Обещай мне по крайней мере, что ты, когда выйдешь замуж, заведешь себе не одного ребенка.
Она испытующе заглянула мне в глаза:
– Почему ты это сказал?
– Потому что единственные дети всегда прежде всего поглощены собой. Но вдобавок им трудно себе представить, что кто-то другой может реально в них нуждаться. И дело не просто в том, что для этих других у них времени не хватает.
– Я имела в виду только твою работу. – Она грустно улыбнулась. – Во всяком случае, уже поздно менять тебя на кого-то другого. – Она протянула мне свой бокал: –