– Мы не успеваем везде, Хэрроу, – сказал Бэрон. – Конечно, мы занимаемся и другими вещами: жертвоприношение детишек, жестокое обращение с животными, много чего. Но это цветочки, а ягодки – апокалипсисы. Все труднее и труднее разгонять драки из-за концов света. Мы не справляемся, – сказал он. – Я с тобой откровенен. Не говоря уже о чем-то таком крупном, как сейчас. Не пойми меня неправильно – я верю в печенье предсказаний не больше твоего. И все-таки. Недавно половина пророков Лондона вдруг стала знать – знать! – что миру осталось недолго. – По голосу Бэрона не казалось, что он шутит над их знанием. – И чтоб мне провалиться, если я понимаю, что все это значит, – но тут вдруг ситуация проясняется. Примерно тогда, когда произошло сам знаешь что.
– Твой спрут скрылся в тумане, – сказала Коллингсвуд.
– Это не мой спрут.
– Да твой он, твой, – сказала она. – Брось, во все края твой. – Из-за ее тона показалось, что спрут и правда его. – Это снова случилось, – сказала она Бэрону. – Стало еще ближе.
– Они втянули публику, – сказал Бэрон. – А так дело не пойдет. Мы из кожи вон лезли, чтобы штатские держались подальше. Но если уж замешан кто-то вроде тебя – кто-то знающий, в смысле, – ну, мы этим пользуемся.
– Из некоторых рекруты получаются лучше, чем из других, – сказала Коллингсвуд. Она пристально следила за Билли. Придвинулась. – Открой-ка варежку, – сказала она. Он даже не подумал сказать «нет». Она всмотрелась в его зубы. – Ты не должен был рассказывать друзьям про спрута, – сказала она. – Не должен был мочь.
– Варди прекрасно обойдется без меня, – сказал Билли. – Он и сам может изучить матчасть. А я обойдусь без вас.
– Знаю, профессор иногда производит не лучшее впечатление, – сказал Бэрон и взял одну из сигарет Коллингсвуд.
– То, как он говорил, – сказал Билли. – О фанатах спрутов. Как будто он один из них.
– В точку, – сказал Бэрон. – В точности как будто он один из них. Можно сказать, ему было откровение.
– Рыбак рыбака, – сказала Коллингсвуд. – О да!
– Что? – спросил Билли. – Он был?..
– Верующим, – ответил Бэрон. – Рос типичным ультраверуном. Креационист, буквалист. Отец – церковный староста. Варди провел в религии многие годы. Утратил веру, но не интерес – к счастью для нас – и не свой нюх. Какую группу мы ни изучаем, он ныряет в нее, как новообращенный, – Бэрон постучал по груди, – потому что на миг-другой так и есть.
– Более того, – сказала Коллингсвуд. – Он не просто это понимает. Дымно улыбнулась Билли. Приложила ладонь ко рту, будто для шепота, но не шептала. – Он по этому скучает. Он несчастный. Не привык жить в этой самой нашей случайной реальности. Его бесит, что мир безбожный и бессмысленный, сечешь? Он бы прям завтра вернулся к старой вере, если б мог. Но он уже слишком поумнел.
– Таков его крест, – сказал Бэрон. – Бум! Не стоит аплодисментов.
– Он