Воскресенье, 2 сентября 1666 г. Битва за реку
Стеной огонь вдоль берега потек, Сияньем жарким реку оторочив, Взбурлил, взревел разбуженный поток, Дивятся рыбы зорям неурочным. Стар Темза-батюшка брадою всколыхнул, Но, убоясь удела Симоиса, Назад, в амфору воды повернул, На ложе из осоки опустился.
Дом пекаря горит, точно свеча. Столб пламени вздымается к небу посреди узкой улицы, рассекает надвое ночную тьму. Разбуженные приглушенным звоном приходского колокола, бьющего тревогу, жители Пудинг-лейн вскакивают с постелей.
Из церкви принесены кожаные ведра, и их содержимое – вода, эль, даже моча и песок – все, способное погасить пожар, летит в огонь. Увы, этого мало. Раздуваемый странным ветром с востока, пожар упорствует, не поддается. Искры, подхваченные токами воздуха, танцуют во тьме, пляшут затейливую куранту, но вот одна отваживается отбиться от стаи, дабы упорхнуть на запад, к постоялому двору «Звезда», что на Фиш-Стрит Хилл. На задах «Звезды», обнесенной с трех сторон галереей, во дворике, обращенном к владениям пекаря, держат сено.
Одной искры вполне довольно.
На улице отчаянно вопят – и к черту покой соседей. Всякий, кто еще спит, просто обязан проснуться. В то время, как жители ближайших домов торопятся вытащить свои пожитки наружу, к югу и к северу, прочь от пожара, самые заботливые громко требуют принести пожарные крючья да поскорей ломать, растаскивать примыкающие дома, пока не занялись и они.
Однако домовладельцев, хозяев этих домов рядом нет: на Пудинг-лейн обитает народ небогатый, арендующий кров у более преуспевших. Посему, убоявшись последствий уничтожения чужой недвижимой собственности, да к тому ж отнюдь не дешевой, лорд-мэр Лондона, поднятый с кровати известием об опасности, пренебрежительно машет рукой и отправляется восвояси.
– Пфе! Любая женка юбку задерет, присядет да и погасит!
В конце концов, пожаров Лондон повидал немало.
Халцедоновый Чертог, Лондон, пять часов поутру
Дыхание Калех Бейр со свистом несется вдоль каменных коридоров, завывает в затейливых арках сводчатых потолков, не оставляя в покое ни закутка. Три дня на земле и под землей не смолкает ветер – последний, самый жестокий удар Гир-Карлин Файфской. Шпионов можно разоблачить и выставить вон, с воинами можно биться, но Калех не остановит ничто.
Под ее натиском дивные Халцедонового Двора осунулись, глаза их заблестели безумным огоньком. Ветер ведь нес с собою не только леденящую стужу Синей Ведьмы: в крыльях его гнездились призрачные голоса, исподволь шептавшие на ухо посулы зимы. Старость… Тлен… Гибель…
«Неудивительно, что все мы сходим с ума», – подумала Луна, дрожа под отороченным