Весь октябрь молодёжь, согласно завистливым словам Максима Акимовича, вела разгульный образ жизни.
Ибо из двадцати четырёх офицеров, принятых в казачий отдел Школы, один оказался Кириллом Фомичом Ковзиком.
А из Варшавского военного округа прибыл в отпуск бывший паж, а ныне штабс-капитан Сергей Рудольфович Игнатьев.
– Господин Ковзик, ну как вы могли променять гусарский доломан на казачью бекешу? – вопрошал, сидя в ресторане, Глеб. – Смотрите, как вас украшает чёрная гусарская форма.
– Господин живой бог, во-первых, я не ёлка, чтоб меня украшать; во-вторых, с некоторых пор не вижу ничего почётнее, чем служить в Забайкальском казачьем войске. Видимо – судьба!
– Господа! Судьба, оказывается, капризная и загадочная дама, – гремел на весь зал граф Игнатьев. – Взять, к примеру, павлонов… Лучших женщин у пажей уводят, – склонив голову, поцеловал руку Ольге. – Да и кавалеристы хороши, – дотянувшись, припал к руке Натали. – И чувствую, что Полина с Варей тоже достанутся другим, – с улыбкой оглядел покрасневших девушек, одна из которых, белокурая Полина, сидела рядом с молчаливым сегодня Дубасовым, а за другой активно ухаживал Ковзик.
1-го ноября штабс-капитана Буданова, приказом по Павловскому лейб-гвардии полку, перевели командовать 2-й ротой вместо капитана Васильева, высочайше получившего чин полковника. А штабс-капитана Рубанова поставили на должность командира 1-й роты.
Забот стало невпроворот и посещать рестораны времени не было. К тому же Игнатьев уехал к месту службы, у «школьников» начался учебный курс, а у Дубасова – бурные любовные отношения с Полиной.
Максим Акимович перестал завидовать сыновьям, ибо 1-го ноября, в Париже, скончался отставной генерал-адмирал Российского Императорского флота великий князь Алексей Александрович, о чём возвестил высочайший манифест, и они с генералом Троцким принялись весьма активно поминать покойного, тело коего траурным поездом доставили на Николаевский вокзал столицы. 8-го ноября, по высочайше утверждённому церемониалу, состоялось погребение «семи пудов августейшего мяса», как злословили записные остряки, в Петропавловском соборе.
Литургию и отпевание совершил митрополит Санкт-Петербургский и Ладожский Антоний. На погребении присутствовал император. Случайно он заметил бывшего своего генерал-адьютанта, и тот получил приглашение посетить венценосную семью в Царском Селе.
Хорошо пахло морозным воздухом и умиротворяюще цокали копытами по мостовой рысаки.
Максим Акимович откинулся на спинку саней и задумался, глядя на заснеженные кусты и деревья Исаакиевского сквера.
– Во, черти. Всю дорогу перегородили, – ругнулся Архип Александрович, стараясь объехать длинный обоз низких деревенских дровней с накрытой рогожами поклажей. – Так и на вокзал, ядрёна вошь, опоздать можно.
«Чего мужички везут, интересно? Птицу битую, наверное. Либо свиные туши. Тьфу ты, прости Господи. Нашёл о чём думать, –