Кара тихонько хихикнула. Мысль была приятная, но она была твёрдо уверена, что родится мальчик. Так сказала мама, а мама никогда не ошибается.
«Филип? Эдмунд? Артур?»
И Кара уснула.
Когда она открыла глаза, у её кроватки стояли двое мужчин. Один высокий, другой низенький. Темнота в комнате скрадывала их черты, и мужчины казались живыми тенями.
Высокий достал мешок из-под картошки и неловко переступил с ноги на ногу.
– Ты уж извини, маленькая, – сказал он.
И массивной лапищей выдернул Кару из постели.
Девочка завопила.
– Не трудись звать на помощь, – сказал второй. – В доме всё равно никого, кроме нас.
Кара изо всех сил царапала верзиле руки и отчаянно брыкалась ногами, но с тем же успехом можно было драться с деревом. Мужик затолкал её в мешок, мешковина ссадила ей щёку.
Над головой у неё туго затянулась верёвка. И её окутала новая, удушающая тьма.
– Вот он где, демонский-то дух! – буркнул верзила. – Гляди, вся рука в крови!
– Это всего лишь царапина, Джозеф.
– Надо будет потом бальзам какой приложить, а то мало ли, вдруг она как её мамаша. Вдруг оно заразное.
– Да не мели ерунды!
– Ага, тебе-то хорошо говорить! Тебя-то она не расцарапала.
Скрипнули доски пола – низенький наклонился к мешку из-под картошки. Каре было слышно частое, прерывистое дыхание на расстоянии меньше фута от её уха.
– Она там жива хоть? – спросил Джозеф.
– Жива, жива, – ответил второй. – Она нас внимательно слушает. Верно, малышка?
Кара, как ни сдерживалась, всё же тихонько всхлипнула.
– Да не бойся ты, – сказал мужик. Кара даже сквозь толстую мешковину чувствовала, как пахнет у него изо рта: варёной репой и тем прозрачным пойлом, которое папа называл «первачом». – Мы тебе ничего плохого не сделаем. Нас сам предводитель прислал, он нам так и сказал: вы с ней, мол, поосторожнее, но не обижайте её. Пока мы не будем знать наверняка.
Последовала длинная пауза, а потом оба мужика расхохотались. Кара услышала хлопок откупориваемой пробки и бульканье: оба по очереди напились из горла.
– Я хочу к мамочке! – сказала она.
– Это хорошо, – ответил мужик. – К ней-то мы и поедем.
Её швырнули на открытую телегу и покатили сквозь ночь.
Дорога была ухабистая, телега протестующе тряслась и грохотала, Кару швыряло от стенки к стенке. Торчащие щепки и плохо вбитые гвозди оставляли кровавые царапины на коже.
И вот наконец телега остановилась.
Кто-то вскинул девочку на плечо – Джозеф небось. От него так же несло первачом, как и от низенького, и он слегка шатался на ходу. Кара не думала, что это от её веса.
Оба не обменялись ни словом, и это внезапное молчание встревожило Кару.
– Куда мы идём? – спросила девочка.
Ей не ответили.
– Куда мы идём? Отвечайте!
И Кара замолотила кулачками по спине Джозефа. Дядька плотнее стиснул свою ношу, но больше никак не откликнулся.
Они всё шли и шли. Кара изо всех сил вслушивалась в ночную тишину. Тут было слишком тихо. Глухое безмолвие, только ровный, ритмичный топот башмаков по земле.
Наконец кто-то кашлянул.
Кашель раздался справа от Кары. Наверно, это мог быть низенький, но Кара так не думала. Похоже на то, что кашель был женский.
Они тут были не одни.
– Помогите! – завопила Кара. – Спасите, помогите, пожалуйста!
Мольбам Кары отозвался скрип ступенек под ногами огромного мужчины. Ночной воздух обвил Кару своими холодными пальцами и крепко сжал.
«Где же мы?» – думала она.
Тут Кару вытряхнули из мешка – и она получила ответ. Она стояла на маленьком помосте посреди заброшенного поля к северу от деревни: одного из немногих мест в Де-Норане, где ничего путного расти не желало. Помост вздымался над землёй футов на десять и слегка пошатывался. В отдалении чёрные кроны Чащобы качнулись в сторону Кары и отклонились, как будто манили к себе.
Кара не далее как вчера гуляла по этому полю и собирала полевые цветы, дожидаясь вестей о маме. Помоста тогда не было.
Его построили за ночь.
– Добрый вечер, Кара! – послышался знакомый голос.
Перед ней склонился фен-де Стоун. Он был высок, с копной густых каштановых волос, собранных в аккуратный хвост на затылке, в алом одеянии, что подобало его положению предводителя Де-Норана. Один глаз чуть больше другого, и оба пронзительно-голубые: «хищные глаза», как говаривал Карин папа – но исключительно у себя дома, и то вполголоса.
Сейчас эти немигающие глаза вонзились в глаза Кары, как будто искали что-то.
– Прошу прощения, если они тебя напугали, милочка. Разумеется, проще было бы объяснить ситуацию и привести