– Беги! – заорала я. – Беги за мамой, папой, за кем угодно, кто может помочь!
Он улыбнулся мне, и меня словно пронзил зимний ветер, всю – от макушки до пят.
– Сама и беги, – сказал он, повернулся спиной ко мне, к бедному Руфусу, к Ламару и так же медленно побрел в сторону леса, который начинался за хлопковым полем.
Я не знала, что делать, у меня щемило сердце, и я готова была оставить Ламара с отцом и пойти искать подмогу, но тут услышала крик Джимми. Он бежал к амбару, вслед за ним отец, и от облегчения я едва не потеряла сознание. Папа, наверное, был уже дома и ужинал, иначе не добежал бы так быстро. За ним мчались еще два работника, и я крепко закусила нижнюю губу, чтобы не закричать.
Папа велел Джимми бежать за доктором. Вместе с рабочими они дотащили Руфуса до кухонного стола, уложили на него. Я побежала в спальню, к маме. Она сидела в кровати, откинувшись на белые шелковые подушки, которыми очень гордилась, потому что привезла их из Саванны вместе с приданым. Рядом с ней в кресле-качалке сидел Бобби и читал вслух. Я сбивчиво рассказывала, что случилось, и умоляла о помощи, но она лишь сидела нахмурившись, словно не понимала, кто я и о чем говорю. Наконец она дотянулась до моей руки и легонько сжала, и тогда я заметила на столике открытую бутылочку с лекарством и засохшую коричневую струйку в уголке маминого рта, словно ей уже не нужен был стакан, чтобы принимать лекарство.
– Все будет хорошо, Элис, – пробормотала она сонно. Она единственная из всех называла меня по имени. – Тебе нужно самой научиться лечить людей, почему бы и не теперь. – Она указала на платяной шкаф пальцем, будто ей было слишком тяжело поднять руку. – Коробка с лекарством на нижней полке, старые простыни можешь порвать на бинты. – Она рухнула на подушки и закрыла глаза.
Бобби помог мне достать коробку из шкафа и дотащить до кухни, которую я с трудом узнала. Все было в крови: стол, мужчины, бедный Ламар, по-прежнему издававший жуткие звуки, словно задыхался. Кровавый отпечаток руки на контейнере для льда. Кровавый отпечаток ноги возле него, смотревший в другую сторону.
– Мама не придет, – сказала я и начала разворачивать старую простыню. Мой голос дрожал, как птичья трель, но хорошо, что я не плакала. – Не знаю, что с этим делать, но мама сказала, надо принести…
Большая папина рука легла мне на плечо.
– Руфусу это не поможет, Душка.
– Но он поранился. Он упал на вилы. Он…
– Я знаю. Но уже поздно. Его больше нет.
Я посмотрела на него и на стол. Ламар уже не плакал, он держался за руку Руфуса, словно хотел, чтобы тот забрал его с собой. Кровавые лужицы начали маленькими каплями стекать со стола. В кухне было так тихо, что звук каждой капли казался криком.
– Это был несчастный случай. – Гарри стоял в дверях, его лицо было бледнее скрученной простыни. Рубашка была испачкана рвотой, я чувствовала запах виски, но он был слабее запаха крови, который я ощущала во рту