Носится, носится неугомонный…
Осень последней любовью больна…
Безумное
Лари все просто открываются.
Ей-ей! Зачем же в них врываются?
Надежды ждут тоскуют, маются.
А все ж одеждами снимаются.
Яремом песни надрываются.
О скалы неба разбиваются.
Бесплодной болью обжигаются.
Огнем кометы пожираются.
Железным вихрем убиваются.
А после тенью в снах свиваются.
Юродствуют и побираются…
Вотще! Все так же попираются…
Анафемами отлучаются.
(Sic!) Так безумцы получаются…
Натюрморт
Треугольник лампы каре стола
взрывает графикой импрессионистской
бомбы.
Зеркала ромб отражает атаку
конницы глаз сухих жестких цветов,
уткнувшихся насмерть в истлевшую
грусть – замкнутый крик сигаретных ртов…
в горку пепла курения первого…
в гордость почерка, краткого, нервного…
в бледность записки…
«Не жди…
не ищи…»
Несостоявшийся
тур
любви…
Анти-антисемитское
Евреев ненавидят за их достоинства, а не за их пороки
«Бей жидов! Спасай Россию!»
Бей до боли! Бей до сини!
Бей! Кулак поставь на кон.
Буйство возведи в закон.
Бей нерусских беспощадно!
Бей и поноси площадно!
Бей налево и направо!
Бей бескровно и кроваво!
Правду-матку режь и бей!
Плюй в лицо ей, не робей!
Жги глаза ее и крой
матом жиденьких монет.
В недобитых мыслей рой
бей!.. и нет России…
Нет!
Гимн любви
Благодарный стон сквозь дарящий сон
любви долгим криком-кантатой
в ночи раздается… К утру лишь сдается
глухим пробужденьем-расплатой.
И день начинается с солнцем ли,
с пылью,
с морозом ли, с ветром, дождем – в глазах все качается небылью-былью…
Но к ночи мы ночи уж ждем.
О, темные ночи!
О, жаркие нивы!
О, зрелость несчетных нечитанных книг!
О, жадные очи! О, рая оливы!
О, вечных открытий…
огни… огни…
«Здравствуй, мой красивый несерьезный человек!..»
Здравствуй, мой красивый
несерьезный человек!
Здравствуй! Прости и прощай!
Неси меня в черное, синий мой век.
За серость мою не прощай.
Здравствуй, мой далекий самый
близкий человек!
Здравствуй! Прости и прощай!
Сквозь рок разлук, сквозь разливы рек
хоть в мыслях меня навещай.
К тебе я взывал, но ты молчала,
душой