Гробы нам лествицей да будут к Небесам.
Апостольское слово
И взошло с упрямостью зерна
Золотое слово тайниковое,
Ветхие спрямляя письмена:
«Древнее прошло, теперь всё новое».
С той поры – и слаб, и наг, и сир, –
Избывая время злооковое,
Молвит всяк, пришедый в этот мир:
– Древнее прошло, теперь всё новое.
Свеча из Иерусалима
Свеча была порывисто-пуглива,
И на свету робела, и впотьмах,
Едва-едва из Иерусалима,
А вмиг согрелась в русских холодах.
Обласкана доверчивой старинкой,
Свеча впорхнула в русский уголок
И пламень свой с восточною остринкой
Обрáзила в округлый куполок.
И то: роднее душенькам и взорам
Степенно согревающий покой!
Свеча – она нам видится собором,
И с маковкой такой же неплотскóй.
«Что же, душе, обрела…»
…тьма проходит, и истинный свет уже близок…
Что же, душе, обрела
В снах и явлениях дольных –
Славу ли? Слава метла,
В темь изметёт суевольных.
Песню ли?
Но из каких
Высей-глубин её звуки?
Выйдет навстречу Жених
К свадьбе иль вечной разлуке?
Скорби ли? Но, притерпясь,
Тешится сердце скорбями:
Всякий навык отродясь
В жмурки играть со смертями.
Страх ли, что падальный вран
Клюнет в ленивое темя?
И говорит Иоанн:
«Дети! Последнее время».
Если и вправду уже
Время на жаркой меже
Божьей обещанной жнитвы,
Ты обрела ли, душе,
Дар покаянной молитвы?
Господи, помилуй мя…
Зрение
Чужие страсти, праздники, суды
Видней – и будто ближе,
А предвещания своей судьбы,
Когда умру, увижу.
На этом свете все мы сроднены
Небесною опекой,
Но корни век незримо сплетены –
Навек! – с корнями века.
Одолеваем крýги лет и зим
Участьем в общей доле:
Так зрение Небесное растим
В общбе[3] земной юдоли.
Заветы
Молчание есть речь будущего века…
Забуду, что я мать и чья-нибудь подруга, –
Я просто я с лицом, изменчивым, как мир…
Святая простота! С назначенного круга
Нельзя сойти хотя б под звуки горних лир.
Да и слышны ль они сквозь морок словоплетья?
Пора молчать устам, а говорить душе!
Молчание есть речь грядущего столетья,
А ныне – слово тех, кто в будущем уже.
Так мучился