Российское общество оказалось поистине раздавлено резким отходом от коммунизма. Люди потеряли свою страну. Советский Союз, государство с населением в 250 миллионов человек, живших в пятнадцати республиках, раскололся. 25 миллионов русских застряли в ближнем зарубежье, внезапно оказавшись резидентами иностранного государства. Сибиряки больше не могли ездить в отпуск в Крым (он отошел к независимой Украине). Не могли они поехать и в Москву, поскольку цены на авиабилеты были недоступны. В поездке по Сибири я был изумлен, услышав, что местные жители называют европейскую Россию «материком», словно находятся на далеком острове посреди океана.
Было немного признаков того, что западные советники Кремля понимали, как управлять этим разорванным обществом. Западные правительства, похоже, не замечали хаоса и запустения, царящих на одной восьмой части суши. А может, их это и не интересовало, поскольку все они были одержимы идеей строительства в России капитализма «любой ценой». Западные корпорации видели в ней только огромный новый рынок для своих товаров. Странная для русского уха фраза «Продукт компании “Проктер энд Гэмбл”» звучала в конце каждого второго рекламного ролика на ТВ как новый политический лозунг. Думаю, эти слова приводили русских в бешенство. Казалось, что они пришли на смену прежнему лозунгу «Да здравствует КПСС!», только вместо светлого будущего теперь обещали прокладки, шампунь Head & Shoulders и памперсы, которые, к слову, многие тогда просто не могли себе позволить из-за их дороговизны.
Американские консультанты в строгих костюмах кишели повсюду, сюсюкая над приватизационными проектами и их авторами, «молодыми реформаторами». Нижний Новгород, город на Волге, ранее известный как Горький, стал первым, где начали продавать крупные куски государственного имущества простым гражданам. Во многих смыслах это вызывало оптимизм. Помню, я наблюдал предприимчивых русских, жаждавших начать свой бизнес, которые осматривали 195 принадлежавших государству грузовиков и фургонов (многие из них были просто в ужасном состоянии), а затем торговались за них на аукционе. Мне (подозреваю, что и многим россиянам) было тяжело видеть огромное количество иностранцев, контролировавших этот процесс. Со стороны это выглядело так, словно Америка взялась за распродажу России.
Для тех, кто использовал представившуюся возможность, например для коллективов, выкупивших свои магазины, это действительно сработало. Как собственники, остро желавшие привлечь покупателей, они трансформировали свой бизнес с усердием, которое вскоре свело на нет серую атмосферу советской торговли. Но для тех, кто был «по другую сторону прилавка», чьи сбережения и пенсии съедала гиперинфляция, это была совсем иная история. Средняя продолжительность жизни в стране падала, возрастал алкоголизм, на авансцену выступили врачи-шарлатаны, психотерапевты-самоучки, «белые колдуны», стремившиеся