– Да, конечно, – растерянно протянула пресс-секретарь. – Но Петро Тодосьевич так занят. Я даже не знаю, когда он сможет найти для вас время.
– А вы его спросите, – посоветовал Женя, – и узнаете. Денег мы с вас не возьмем, хоть это самая настоящая скрытая реклама. Но встречаться я готов только с Чабловым. Главный инженер, директор… – это все не то. Только Чаблов.
– Ну, не знаю, – растерянно вздохнула Мария Антоновна.
Через пятнадцать минут она позвонила Жене:
– Петро Тодосьевич сегодня не может с вами встретиться.
– Это плохо, – расстроился Женя.
– Только завтра утром. Не раньше. Завтра в девять.
– Ну что ж, придется потерпеть до завтра, – с притворной досадой отозвался Женя. Он рассчитывал, что встречи с Чабловым придется добиваться не меньше недели, даже предупредил об этом Рудокопову, а тут такая покладистость.
– Но есть одно условие. Обязательное. Вы будете говорить не только о технологиях. У Петра Тодосьевича есть важные идеи и концепции, которые он хотел бы донести до… – тут она замялась и, подбирая слово, замолчала.
– До народа? – подсказал ей Женя.
– Ну… В общем, да.
– Разумеется, – ухмыльнулся Женя, – донесем. Для того и встречаемся. До свиданья, Мария Антоновна.
«А зовут ее как дочку городничего, – подумал Женя, положив трубку. – Чтоб в таком возрасте попасть к Чаблову в пресс-секретари, без отца-городничего, пожалуй, не обойтись».
Дочка городничего оказалась невысокой и довольно милой шатенкой с ясно-голубыми глазами. И еще у нее была длинная коса, которая заканчивалась пушистой кисточкой. Время от времени она перебрасывала ее то справа налево, то наоборот – слева направо. И конечно, ей было больше восемнадцати, на глаз – лет двадцать пять, но голос остался почти детским.
– Очень хорошо, что вы не опоздали, – она посмотрела на часы, потом на Женю. Часы показывали без десяти девять, а Женя как-то чересчур жизнерадостно улыбался. – Петро Тодосьевич сейчас занят, но к девяти освободится и примет вас вовремя. Беседа рассчитана на час. Что вы так улыбаетесь?
– Настроение хорошее.
– Вы подготовились к разговору? – она вздернула подбородок. – Петро Тодосьевич не любит, когда журналисты не понимают, о чем спрашивают. И еще больше не любит, когда они не понимают, что им отвечают.
– Еще как подготовился – два дня без перерыва пил пиво «Пуща». И что важно, – Женя подошел к дочке городничего и шепнул ей на ухо, – ни с чем его не смешивал.
Мария Антоновна сперва возмутилась, потом рассмеялась, щеки ее немедленно вспыхнули, обещая живое продолжение приятной беседы, но тут открылась дверь кабинета Чаблова, и оттуда вывалился толстенный усатый дядька с внешностью международного журналиста Бовина. Дядька был в вышиванке, в отливающем сталью серо-зеленом костюме и с небольшим золотым трезубцем в петличке. Следом за дядькой вышел Чаблов. Они еще обменивались какими-то словами вроде: «Ну, бувай, Петро!», «Как только будут готовы документы,