– Все когда-нибудь проходит. И это пройдет тоже. И наступит новый день и новая весна. И когда это случится, обещай мне… обещай уйти навсегда? И никогда больше не возвращаться.
Сердце замирает, немеют пальцы и губы – стервенеющий жар выедает изнутри.
– Я устала, – продолжает она голосом тихим и текучим, как вода. – Я ждала так долго, что успела состариться душою. Я отдавала тепло так долго, что выстыла изнутри, как брошенная изба. Так долго всматривалась в тебя… Но бездна глубока, и дна не видно. И я боюсь потеряться во мраке. А теперь пришло время перемен. Их, как зерна, принесли весенние ветры и проронили в почву. Дожди напитают их, и они прорастут травою, и ты вместе с ними окрепнешь. Так дай прорасти и мне?
Она гладит меня по голове, по рукам. Наклоняется и целует в обожженные веки. Но я не ощущаю ничего, кроме боли. Проваливаюсь в беспамятство, а потому не отвечаю ей.
Я часто говорил себе и другим, что избавился от человеческих чувств. Но это было ложью.
* * *
Нанна…
Я больше никогда не произнесу этого имени вслух. Моя первая женщина и моя единственная любовь. Любовь ли? Достаточно того, что мы нуждались друг в друге.
Она – ведьма. И я – чудовище. Оба калеки. Оба изгои.
Конечно, я не выполнил ни одного обещания. Наша связь была болезненной и долгой. Но именно тогда, балансируя на грани жизни и смерти, я ощутил раскол.
Весенняя оттепель взломала лед, и в разломе глянцево блеснула вода – еще холодная и черная, выстуженная за долгую зиму. Я заглянул в нее и не увидел дна, а только неизмеримо глубокую бездну, у которой было мое лицо. Тогда я ощутил страх – впервые за долгое время.
Это было время крушения нашего холодного мира. Время ледохода.
Именно поэтому я не люблю весну.
Голые деревья ввергают в уныние. Трещины льда на реке – как лопнувшая сеть капилляров. И эта нескончаемая сырость… И городская какофония… и неоновые огни реклам, и гомон ворон, и трамвайные звонки, и крикливые голоса…
Весна – время кардинальных перемен. Я ведь говорил, что любая перемена болезненна?
* * *
Записи прекрасно убивают время и прочищают мозги. В центре говорили, что у меня высокий по-тен-циал и хорошая обучаемость, мне пришлось прочитать уйму книг и, как оказалось, мне самому нравится писать: буквы выходят ровными, подтянутыми, как солдаты на построении. Это похоже на трудотерапию в центре – рассортировать саженцы, перебрать ягоды, выбелить деревья, покрасить забор. Монотонная работа, отвлекающая от дурных мыслей и занимающая руки.
У людей бытует поговорка: мужчина должен сделать три дела – построить дом, посадить дерево и вырастить сына.
Дом, не дом, а мастерить я научился неплохо. Одна из скамеек стоит возле центра на аллее, тоже высаженой васпами. Мое дерево – молоденький клен, вроде того, что растет в сквере с фонтаном.
С сыном сложнее. Васпы бесплодны. Это побочный эффект перерождения. Мы не просто осы, мы машины