Впрочем, я не остался один. В десяти ярдах от меня находился ещё один человек. Среднего роста, слегка сутулый седовласый джентльмен со строгим, задумчивым лицом… я сразу же узнал в нём профессора Рольпера. Он стоял также неподвижно, как и молодые люди на сцене. Всё его внимание было направлено на них.
К четверым музыкантам вышел пятый (юноша лет шестнадцати) и занял место у микрофона. Вероятно, они ждали его. Но как только он вышел, праздничная мелодия затихла. День, который вызвало к жизни моё воспоминание, полностью растворился. А сцена стала старой и заброшенной, как и сам парк.
Небо затягивалось тучами, дул холодный ветер, летели листья, – хотя ближайшие деревья находились довольно далеко. Юноша держал перед собой несколько исписанных страниц и медленно по одной выбрасывал их – просто выпускал из руки, а ветер подхватывал и уносил вдаль. Было ясно, и микрофон и музыкальные инструменты будут и дальше молчать, на сцене не произойдёт никакого другого действия. Ожидание этих молодых людей не закончится.
Я посмотрел на профессора Рольпера. Он что-то произносил вполголоса, по всей вероятности, какое-то стихотворение. Отчётливо я расслышал только последнее предложение из него: «В годы нашей безумной Весны…» Одно предложение, – но казалось, оно вбирает в себя весь остальной текст. После того, как оно прозвучало, ветер унёс последнюю страницу. А затем на сцене появился мой недавний спутник – появился и тотчас же исчез. Вместе с ним исчез и юноша. Музыканты же стали растворяться, подобно призракам.
– В юности вы были поэтом… Что же произошло? – спонтанно обратился я к профессору. И с этой мыслью перенёсся обратно в актовый зал, что отнюдь не стало для меня неожиданностью.
Перемена произошла плавно, почти незаметно. Выросшая на фоне парка стена зала какое-то время была прозрачной – тучи по-прежнему плыли вдали, – и когда под ногами очертился контур пола, листья всё ещё продолжали лететь. Профессор Рольпер стоял на том же месте и в тех же десяти ярдах от меня; выглядел точно так же, даже выражение его взгляда не изменилось (хотя, что общего имеют между собой действия в заброшенном парке с тем, что происходит в зале?).
Я набрался смелости и тоже повернулся лицом к залу. И, как и чувствовал, увидел нечто, к чему не был готов: повсюду – на спинках кресел и на полу – лежит одежда; скопления обнажённых человеческих тел… Все студенты и учителя, за малым исключением, предавались оргии. Во мне тут же смешалось желание с отвращением. Что из них настоящее? С некоторой горечью я вынужден был признаться себе: первое велико, – оно, безусловно, настоящее; тогда как второе – защитная позиция ума, обусловленная моим прошлым. Но, может быть, всего этого