Я был почти доволен собой. Мне удалось преодолеть страх и неуверенность в себе, благодаря чему и речь получилась, хотя и краткой (по моему ощущению, конечно, совсем наоборот), но довольно стройной. На миг я почувствовал, что оказался на шаг впереди всех. Вот только профессор в это время вёл с кем-то разговор в стороне и, вероятно, не слышал того, что я говорил, а тишина, наступившая в зале за мгновение до моего встречного обращения к нему, явно затягивалась, – и уже дала мне новый повод для беспокойства. Если до сих пор загадочное поведение профессора и лиц, находящихся в зале, я принимал как должное, то теперь я точно проснулся: вокруг меня происходило что-то странное, нереальное.
– Вы хотели что-то сказать, мистер Гальпурге, но, пока волновались и думали, упустили момент? – раздался голос профессора – но не снаружи, а внутри меня, так как в ту минуту я мысленно перенёсся в иное место и время.
Это было в деканате. Мистер Рольпер неожиданно обратился ко мне, как к лицу безмолвно присутствующему при его разговоре с мистером Харрисом, нашим преподавателем астрофизики.
– И сейчас вы гадаете, стоит или не стоит сказать то, что вы хотели, ведь мы говорим уже о другом. Вы надломлены, Гальпурге! Надломлена ваша гордость! Ваше самолюбие никак не может получить свободу, вы привыкли затаптывать его. Всякий раз вы вынуждены говорить себе: внешний мир бежит гораздо быстрее такой черепахи, как вы. И, упуская возможность гордиться собой, вы спотыкаетесь о жалость к себе. В чём ваш страх? Боитесь показаться жалким, смешным? Поскольку патологически неспособны выражать свои мысли вслух также красиво, как иногда делаете это про себя. Увы, ваша персона, которая занимается здесь тем, что истязает себя попытками снискать учёную степень, обзавестись вожделенными и незнакомыми доселе уважением и гордостью, лишь напрасно растрачивает своё и чужое драгоценное время. Если хотите следовать мечте, профессия уборщика или подсобного рабочего вам подойдёт больше. Отдаваясь работе физически, вы сможете гораздо ближе подойти к себе, чем то жалкое существо, что домогается места в почётном обществе.
– Однако странно, что вы можете говорить, – вернул меня в настоящее всё тот же голос профессора, который на этот раз прозвучал в зале. – И очень жаль, что так поздно это выясняется, – потому как за долгие месяцы вашего молчания – замечу, между прочим, напряжённого молчания, которое вы сами жаждали прервать – за вами закрепилась довольно дурная репутация.
Чего больше вы хотите, получить ответы на волнующие вопросы, или изменить мнение окружающих о себе?
Что ж, это было не самое худшее из того, что я мог услышать. И, вероятно, ответь я адекватно профессору, всё бы закончилось. Туман иррациональности рассеялся бы, всё вернулось бы на свои места. Но… вот почему